Тема детства в творчестве Ф. М. Достоевского

В контексте творчества Федора Михайловича Достоевского тема детства существует в тесной связи с идейно-смысловым содержанием православной религиозной парадигмы.
Достоевский писал о детях: «Сколько очеловечивают они существование в высшем смысле, без них нет цели жизни». Нет практически ни одного произведения писателя, где бы ни было важного в концептуальном плане детского персонажа.
На важность для построения художественного мира Достоевского образа ребенка и детства как органичных элементов этого полисимфонического многоголосого мира указывает то, что писатель называл детей «будущим человечества» [21, V, 310].
Как правило, дети, изображаемые Достоевским, являются детьми представителей социального дна или негативного социального контекста, мир детства которых находится в неблагоприятных условиях.
Вспомним Неточку Незванову, детей несчастного Мармеладова, героя рассказа «Мальчики у Христа на елке», Илюшечку Снегирева из романа «Братья Карамазовы». Это объединяет мотив детства с мотивов страдания, вообще типичным для творчества Достоевского.
Мотив страдания как духовно преобразующего и возрождающего процесса, являющийся одним из центральных у Достоевского, в его интерпретации православия как идейного и мировоззренческого базиса.
Мотив духовного преобразования важен и для романа «Преступление и Наказание».
Важной составной частью романа Достоевского «Преступление и Наказание» является эпилог. Он не имеет явной связи с событиями, описанными в романе, но является важно частью авторского замысла данного произведения.
Эпилог состоит из двух частей. В первой части описывается дальнейшая судьба героев романа. Во второй части Достоевский дает картину внутренней жизни Родиона Раскольникова. Разберем подробнее каждую из частей.
В начале первой части эпилога дается описание судебного процесса над Раскольниковым. Он, благодаря духовному перерождению, произошедшему с ним в романе, чистосердечно и искренне признается в содеянном. Благодаря тому что, как сказано в романе, «подоспела новейшая модная теория временного умопомешательства», судья приходит к выводу, что обвиняемый находился в неадекватном состоянии во время преступление.
Из-за этого он получает сравнительно мягкий срок и отправляется на 8 лет каторги в Омск.
Вместе с ним в ссылку на север уезжает и Соня. Именно от ее лица дается описание событий первой части эпилога. Картина, представленная перед читателем в целом довольно пессимистична: Раскольников замыкается в себе, практически ни с кем не общаясь. Кажется, будто эффект духовного перерождения, произошедшего с ним в романе, сошел на нет.
Причина этого становит ясна читателю из второй части эпилога, где описан внутренний мир Раскольникова: «… его гордость сильно была уязвлена; он и заболел от уязвленной гордости».
Достоевский видел корень греха Раскольникова в его гордыне. Ведь и после признания перед людьми в своем преступлении, он страдает, но не отказывается от своей теории. Он считает только, что сам он не из «право имеющих». А это уязвляет его гордость. Поэтому, хотя юридически он и покаялся в своих преступлениях, внутренне он не открылся перед людьми, не пошел им на встречу, не почувствовал себя по-христиански их братом.
Из-за этого у него возникают конфликты с другими арестантами, однажды на службе в церкви его даже чуть не убили.
Однако его спасает любовь Сони. Как пишет Достоевский, по выходу из больницы Раскольникова «что-то как бы подхватило его и как бы бросило к ее ногам». Достоевский в своем романе показывает, как христианская любовь Сони способна пробиваться сквозь стену гордыни Раскольникова и преобразить последнего. Он характеризует состояние Родиона Раскольникова после этого в следующих эпитетах, которые дают яркую картину его душевного состояния: «бесконечное счастье», «бесконечные источники жизни», «бесконечно любит», «бесконечной любовью искупит он теперь все ее страдания».
Этот мотив душевного преображения героя усиливает изменение пейзажа: из мрачного и тесного Петербурга действие в эпилоге переносится на берега широкой и пустынной реки: «с высокого берега открывалась широкая окрестность… Там была свобода и жили другие люди…».
Эпилог романа «Преступление и Наказания» является важным смысловым эпизодом произведения, потому что именно в нем Достоевский показывает недостаточность только внешнего покаяния. Не смотря на то, что Раскольников признается в своем преступлении, он не приобретает желанного духовного покоя.
Истинное освобождение от своего преступления герой получает только благодаря внутреннему преображению, которое происходит благодаря христианской любви. Благодаря ей «он воскрес, и он знал это, чувствовал вполне всем обновившимся существом своим…».
После произошедшего с ним нравственного падения с Раскольниковым происходит духовное возрождение. Не случайно Достоевский упоминает в эпилоге причту о Лазаре из Евангелия. Это возвращает читателя к главной, глубинной мысли Достоевского – к его надежде на «восстановление падшего человека» через приобщение к христианскому идеалу «великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех… по Христову евангельскому закону».
Таким образом, именно в эпилоге роман «Преступление и Наказание» находит свое смысловое завершение, Раскольников не только внешне принимает покаяние в грехах, но и делает это внутренне, благодаря христианской любви и вере в Бога.
Следствием этого является то, что тема детства в творчестве Достоевского является не самостоятельной темой произведений, но одним из важных элементов сложного комплекса художественно-смыслового содержания полифонических литературных текстов писателя.
Важность темы детства именно в идейно-смысловом комплексе произведений для писателя подчеркивается несоблюдением требований реалистичности в изображении детской психологии. Так, поэт и близкий друг Достоевского А. Н. Майков в частном письме писал: «Одно меня там бесило - это дети, маленькие Федоры Михайловичи» [22, 280].
В его комментарии мы видим подчеркивание того, что мотив детства для писателя, был важным художественным приемом для высказывания собственной идейной позиции.
По словам исследователя Б.Н.Тихомирова, «мучительнейшее, но спасительное перерождение человеческого общества в совершеннейшее, сам характер перехода от времени «великой скорби» к тысячелетнему царству Христа оказывается, по воззрениям писателя, обусловлен отношением к детям» [53, 142].
Детская тема является частью мира вывернутого наизнанку общества, исследуемого в художественном творчестве Достоевского.
Писатель показывает, что зло функционирует и существует не просто в одном мире с самыми светлыми образами и мотивами, но как бы одновременно с ними, по соседству, часто переплетаясь так, что на первый взгляд затруднительно отличить одно от другого.
Так в «Дневнике писателя» падчерица Кронеберга не дается читателю в образе воровки или лгуньи, не смотрят на то, что она и ворует и лжет. Детство по-особенному преломляет зло. Зло, функционируя в детской теме, приобретает черты невинности и внутренней чистоты.
Часто эта тема соотношения зла и детства дается у Достоевского по средствам изображения негативного социального окружения. Социальная среда не выполняет функции воспитания, не дает ребенку необходимых условий для развития, окружает негативными примерами стереотипов поведения, которые усваивает ребенок.
Так, например, в романе «Униженные и оскорбленные» Достоевский на примере сироты Нелли демонстрирует зарождение и развитие гордости и эгоизма в человеке, о чем сам писатель сообщат в романе: «И вчера и третьего дня, как приходила ко мне, она на иные мои вопросы не проговаривала ни слова, а только начинала вдруг смотреть мне в глаза своим длинным, упорным взглядом, в котором вместе с недоумением и диким любопытством была еще какая-то странная гордость» [21, III, 277].
Таким образом, детство как изначально чистый герметичный мир подвергается деструктивному воздействию со стороны порочного мира взрослых или негативного социального контекста, в котором отсутствует фигура воспитателя, курирующего и направляющего развитие ребенка, либо фигура воспитателя оказывается слишком слабой, чтобы защитить ребенка от деструктивного воздействия негативной среды.
Однако особенностью ребенка является то, что он обладает «инстинктом добра», который позволяет им, не смотря на социальный контекст, оставаться внутренне не затронутыми пороком.
Это имеет глубокое следствие для морально-этической системы художественного мира Достоевского. Как пишет исследователь Карякин «найти «в человеке человека» для Достоевского значит, помимо всего прочего, еще и найти в нем ребенка» [30, 45].
Важность детской темы показывает то, что в наиболее значительном романе Достоевского «Братья Карамазовы» образ детских страданий часто является резонером для определения нравственных или мировоззренческих установок

.
Примером может служить известное крылатое выражение о «слезинке ребенка», которое восходит к беседе между Иваном и Алешей Карамазовыми.
Иван обосновывает свое неприятие Бога тем, что страдают невинные, «гармония мира не стоит слезинки замученного ребёнка». Именно ребенок в контексте этой полемики олицетворяет образ невинности.
Образ детства является важным элементом духовного мира романа, отталкиваясь от него, герои романа выстраивают свои этические системы и определяют свое мировоззрение.
Таким образом, особенностью поэтики детских образов в творчестве писателя является то, что для него ребенок – это «образ Христов на земле», вследствие чего у него, по сравнению с Л. Толстым, Чеховым или Короленко, «детская точка зрения абсолютна, а не специфична, и ее не с чем соотносить» [49, 174].
Детское сознание ценно тем, что оно обладает «инстинктом истины», способностью сохранить невинность даже при соприкосновении со злом. Для репрезентации темы детства у Достоевского важным становится евангельская концепция «будьте как дети».
При этом особенностью репрезентации детской темы у Достоевского является отказ от психологического правдоподобия. Тема детства играет роль идейно-культурного маркера, важного смыслового элемента в структуре полифонических произведений писателя.
Проведем сравнение стратегий репрезентации детской темы в творчестве Толстого и Достоевского, как двух наиболее авторитетных авторов классической русской литературы.
Если для Толстого образ детства является полноценной темой произведения, которое имеет замкнутый герметичный хронотоп, внутри которого время не существует в линейной перспективе.
Выход из детства для Толстого – это встреча со смертью или, иными словами, конечностью. Таким образом, детство представляет собой некоторое вневременное герметичное состояние, закрытый и замкнутый в себе мир.
В отличие от него для Достоевского детская тема развертывается как органическая часть его полифонической модели литературных произведений, когда голоса разных персонажей, выражающих ту или иную мировоззренческую установку, сливаются в единую симфонию. Для Достоевского образ детства важен не сам по себе, как отдельный мир, но в контексте более глобальных бытийственных вопросов.
Однако мнения на этот счет в отечественном литературоведении не пришли к однозначному согласию. Например, влиятельный критик конца XIX века Михайловский не рассматривает Достоевского как мыслителя. Он считает, что именно из-за отсутствия общественных идеалов Достоевский как художник стал «жестоким талантом», а воздействие его текстов видит только в эмоциональном накале произведений писателя и сравнивает его с «испанским боем быков».
В самом деле, ощущения страдания и жестокости вызывают реакцию в любом читателе, независимо от развитости или неразвитости в нем эстетического чувства. Само название статьи "Жестокий талант" парадоксально по сути своей, так как одна часть в нем как бы отрицает другую.
Представления Михайловского традиционно-гуманистические: талант для него всегда должен заключать в себе доброе начало, а сочетание "жестокий талант" выражает как раз двойственную оценку Михайловским творчества Достоевского: «...тут нарушены все общепризнанные, и основательно общепризнанные, условия литературного творчества. Но ведь мы имеем дело с талантом, а талант имеет привилегию влагать душу живую во все, за что он принимается. Он так предъявит вам свое ненужное, невозможное, невероподобное, уродливое, фантастическое, что вы не оторветесь, и не до насмешки вам будет, потому что вы действительно перестрадаете предъявленное вам страдание».
Таким образом, если Толстой акцентирует в своем творчестве выстраивание целостного хронотопа детской темы, пластически репрезентуя мировоззренческие особенности детского восприятия, как целостной системы, то для Достоевского является важным идейно-смысловой аспект детства в контексте христианского мировосприятия, невинность ребенка, которая позволяет служить ему нравственным резонером в греховном земном мире.
1.3. Владимир Короленко «Дети подземелья» (1885)
Повесть «Дети подземелья» (которая так же имеет заголовок «В дурном обществе») была написана Владимиром Короленко во время пребывания в ссылке в Якутии.
Как вспоминал сам писатель: «Многие черты взяты с натуры, и, между прочим, самое место действия описано совершенно точно с города, где мне пришлось оканчивать курс» [32, 57].
Известно, что в образе судьи писатель воспроизвел некоторые черты своего отца, который так же как и персонаж рассказа был судьей, суровым и замкнутым человеком.
Прообразом для Старого Замка, где прятались нищие, послужили впечатления писателя от двореца князей Любомирских в городе Ровно, где Короленко проходил обучение с третьего класса реальной гимназии. К этому моменту замок был частично разрушен и заброшен.
Повесть относится к раннему творчеству Короленко, неоднократно переиздавался на протяжении жизни писателя, что может свидетельствовать о востребованности у читающей публики данного произведения.
В следствие этого, можно говорить о важности данного произведения для целого контекста репрезентации темы детства в русской литературе второй половины XIX века.
Детский мир в произведении находится в особом, замкнутом состоянии. Переживания и интересы главного героя существуют в совершенно отличном от взрослого ценностно-смысловом мире, через призму восприятия которого и взрослый мир выглядит по-другому.
Фигура автора, как взрослого, вспоминающего свое детство, позволяет в тексте повествования наметить оба этих мир и очертить границу контакта между ними.
Однако интенция взрослого мира, проникая в поле восприятия ребенка, искривляется в соответствие с детскими стереотипами представления и мышления.
Герой-ребенок не замечает ужасных условий существования «детей подземелья». Элиминация реалистично-бытового аспекта их жизни, которое было бы неизбежно для восприятия взрослого, позволяет герою-ребенку проникнуть во внутренний мир «детей подземелья», оставив за скобками разделяющих их внешний мир.
Конструкция нарратива произведения, так же как в варианте репрезентации детской темы Толстым, связывает размыкание герметичного детского хронотопа, который выражается в процессе взросления, с восприятием и осознанием смерти.
В произведении Короленко этот процесс совмещается с признанием главного героя со стороны отца, что может быть символическим отображением его вхождения во взрослый мир, имеющий отличные ценностно-смысловые координаты.
Вхождение во взрослый мир совмещаемся с изменением темпоральной структуры нарратива произведения. Если до этого он строился по соотнесенности с сезонными циклами, которые имеют циклический повторяющийся характер.
После инициации процесса взросления главного героя время приобретает линейный характер, что в целом может говорить, так же как и в случаи с «Детством» Толстого об изменении темпорального режима восприятия.
Детское восприятие времени, завершение которого у обоих авторов связано с темой смерти, то есть конечности, обладает нелинейным характером. Детское сознание, не осознавая конечность жизни, выстраивает циклическую проекцию восприятия времени.
Таким образом, стратегия репрезентации детской темы у Короленко ближе к варианту, который задал Толстой. Произведение Короленко пластически воссоздает детский способ мировосприятия, подчеркивая и реалистически задавая особенности детской психологии.
Однако внимание к деталям и язык рассказчика говорят скорее о том, что автором текста являет не ребенок, а взрослый, вспоминающий свое детство, как это было у Толстого.
Общей чертой так же является герметичность детского хронотопа, его идейно-смысловая замкнутость внутри детского мира. Взрослые дискурсы проникая в этот мир по-особенному преломляются в соответствие с особенностями детского восприятия и мышления.
1.4. Антон Чехов. «Ванька» (1886), «Мальчики» (1887), «Спать хочется» (1888).
Хотя тема детства в творчестве Чехова никогда не была одной из наиболее интересующих автора тем, тем не менее, она получила свое воплощение в нескольких важных как для его художественного мира, так и для литературы в целом, произведениях. К ним относятся рассказы «Ванька» и «Мальчики». Рассмотрим каждый из них.
Рассказ «Ванька» дает картину одного вечера из жизни ученика сапожника. Из родной деревни, ставший сиротой мальчик, был отправлен дедом в Москву в качестве подмастерья. В описываемый вечер Ванька остается один в доме, воспользовавшись этим он пишет письмо своему дедушке