Поэзия ночных пейзажей

Картины Левитана последних лет жизни отличает особенная широта, свобода, лаконичность. Достаточно ярко она выразилась в вечерних и ночных пейзажах, обращение к которым в конце 1890-х годов стало регулярным.
Так, в 1897 году он создал картину «Лунная ночь. Деревня». На первый взгляд, изображение отличается крайней простотой и лаконичностью. Перед глазами зрителя открывается деревенский пейзаж – ряд ветхих, покосившихся домишек, прилепившихся друг к другу, да силуэты берёзок, роняющие тени на дорогу. Они стоят, укутанные сизым одеянием ночи, которая озарена светом невидимой луны.
Но это лишь внешняя простота. В этой картине художник в очередной раз достиг невероятной силы обобщения. Запечатлённые им объекты – не просто дома, и не просто деревья. Они – часть той неведомой мистической тайны вселенной, связь с которой он постоянно ощущал и стремился постичь и которую выразил словами о «разлитом всюду божественном нечто».
Потому домики, в которых о присутствии людей напоминает едва заметный свет из окошка, живут ещё и какой-то своей таинственной жизнью. Неслучайно в русской культуре, дом или крестьянская изба воспринимаются как модель микрокосма, которой придавался сакральный смысл.
Сакральность присутствует и на картине Левитана. Дома, деревья, небо, ночь – всё здесь связано своим особым, труднопостижимым смыслом. Возникает ощущение, что художник персонифицировал предметы, одухотворил их сущность.
Возможно, это впечатление рождается благодаря островерхим коричневым крышам, как будто тянущимся к небу; неровностям и дефектам, создающим иллюзию оживления; и саму архитектурному ансамблю, в котором все дома выглядят единым целым, пребывающим в ожидании чего-то важного.
Берёзы тоже посвящены в эту тайну. Эта мысль в картине обозначена тем свечением, которое они излучают в сумерках. Падающие от них тени создают на дороге рельеф. В целом, соотношение между вертикалями и горизонталями на картине решено идеально. Вертикальное пространство создано посредством положения домов и деревьев, уравновешивающееся горизонталями теней и полосами света на небесах.
Небо представляет собой стихию цвета и света. Используя монохромную гамму, художник сумел добиться самых различных оттенков в изображении и неба, и пейзажа, в котором доминирует коричневый цвет, обнаруживающий удивительное разнообразие.
Пронизывающий всё пространство лунный свет (хотя луна остаётся невидимой) не только озаряет, делает видимым все предметы, но и создаёт необходимую атмосферу тихой, молитвенной тишины, в которую вслушиваются дома и берёзы. Это – таинственная ночная жизнь природы, в которую не посвящён человек.
А.А. Фёдоров-Давыдов высоко оценил эту левитановскую работу как «мастерскую», в которой «очарование и сказочность лунной ночи» переданы с особенной прочувственностью. Он отмечает эту зримую тишину, тонко воплощённое спокойствие. Однако мастерство художника проявилось и в том, что он не придал им застылости: «Как всегда у Левитана, лёгкий ритм движения проходит по картине вместе со скользящим боковым лунным светом». Несомненным достоинством полотна является и лишение мотива лунного света традиционной декоративности.
Ил.16
В этом же году Левитан вновь обратился к мотиву лунной ночи, в которой объединил его с другим своим знаковым мотивом дороги. Речь идёт о полотне «Лунная ночь. Большая дорога». Это завораживающая взгляд картина представляет собой перспективу дороги и параллельно идущей наверху полосе неба. Они сходятся вокруг неба в одной точке. Таким образом художник добился предельной глубины пространства.
Тропа, следующая к горизонту, сопровождается рядами белоствольных берёз, расположенных с обеих сторон. Их верхушки сливаются с небом. Этот приём, вкупе с обобщённостью образа, разлитым по всему пространству холодным светом и взаимосвязью всех элементов создаёт мощную монументальность.
Мистицизм этой ночи передан при помощи лунного света. Игра его оттенков делает самые обычные предметы – берёзы, дорогу, темнеющую вдали деревеньку – таинственными, даже сакральными. Особенно это замечание касается дороги, которая буквально притягивает взгляд зрителя, манит его за собой. Здесь, несомненно, Левитаном был вновь создан архетип дороги, которая в русской культуре трактуется как символ пути жизни.
Сизовато-синий свет льётся на землю, проходит даже сквозь густую листву деревьев. Он соткан из множества тончайших переходов, высветлен серебристо-белыми лучами луны. Причудливые тёмные тени, отбрасываемые на землю перпендикулярно дороги, подчёркивают связь между всеми элементами полотна.
Ил.17
На хранящейся в Русском музее картине «Тишина» (1898) вновь варьируется излюбленный мастером мотив сумерек. Широкие пространства реки и неба являют собой единое целое. Их связь обусловлена цветом и тональными оттенками, а также образом луны и её отражением в воде, мерцающими в воде бликами.
При очевидно выраженном лиризме этой картины, нельзя отрицать её монументальность. Она достигается ширью реки и неба, эпическим охватом, масштабностью образа русской природы, крупным мощным мазком.
Гладкая река, утомлённая за день, словно заснула под надёжной защитой высокого и извилистого берега. Как и дороги Левитана, она завладевает взглядом зрителя, ведёт его к горизонту.
Вероятно, художник стремился передать ту сложно уловимую грань между сменой вечера и ночи. Этот момент ещё не наступил, он только приближается, поэтому все объекты, изображенные на полотне, видны хорошо: лес, деревня, синеющие дали, поле.
Тщательно и реалистично прописан песчаный берег с его проплешинами и густо заросшими травой участками. Левитан не романтизирует природу, не приукрашивает её, но его объективный взгляд не препятствует поэтическому восприятию. В обыденности и даже где-то убогости и ветхости, он способен увидеть то вечное, одухотворённое и надмирное, что всегда помогало русскому человеку подняться с самого дна, возродиться заново. Это явление мы наблюдали в «Ветхом дворике», в «Лунной ночи», во многих других работой. Такова и «Тишина».
Пасмурное, посеревшее небо подчёркивает переход вечера к ночи. Луна за под тяжёлыми бесформенными облаками несколько потеряла свои очертания, но, несмотря на это, её свет освещает присмиревшую, затихшую природу, как будто ожидавшую этого часа весь день

.
Примечательно, что за монументальностью образа реки, берега, с расположившимся на нём лесом и полем, оказались не скрытыми некоторые подробности – желтизна песка и зелень травы; светящаяся белым стволом берёзка, написанная с особой любовью; широкие жёлтые полосы вспаханного поля; часть песчаного островка посреди реки.
Картина эмоциональна – за счёт более широкой, чем обычно, колористической гаммы, округлости и протяжённости линий. В каждый элемент картины вложено искреннее чувство автора, его умение ощущать природу, её состояние, как в данный момент – состояние задумчивой тишины.
Ил.18
Мотив сумерек Левитан продолжал разрабатывать и далее. Пример тому – одноимённое полотно 1899 года. «Сумерки» – это попытка отобразить более глубокую грань между вечером и ночью, чем на предыдущей картине.
Обращает на себя внимание и своеобразие композиции этой картины. Художник обрезал одну из её сторон плетнём и стеной тёмного леса, создав практически прямоугольное пространство, и уравновесил это неполной луной, которая тоже кажется как будто обрезанной.
В этот раз Левитан прибегнул к более полной обобщённости, отказавшись от выделения деталей, от разнообразия цветового решения, линеарности, как это было в «Тишине». Данное обстоятельство объясняется целью передать сгущённые сумерки, в которых уже трудно различить подробности, но можно увидеть общие очертания предметов.
Именно их и созерцает зритель: старый сарай, край леса с плетнём, стога, в беспорядке стоящие на поле, ещё не убранном до конца; одинокое дерево у сарая и далее – неясные очертания какого-то селения.
Отчётливо прослеживается граница, отделяющая вечер от ночи: небо вдалеке уже потемнело, на нём вышла луна, а поле пока не скрылось во тьме, но на нём уже играют желтоватые переливы луны и вечерние тени.
Природа притихла, и тишина здесь визуализирована при помощи умело подобранной палитры: синева и сирень (небо), тёмная зелень поля, скупо обозначенные цветом лес и деревья. Вытянутые вверх деревья стоят без единого движения, и именно их тяготение к небу, вертикальная позиция выражают наступившую блаженную тишь.
Ил.19
Поэзия тишины и лунного света заставляла Левитана вновь и вновь обращаться к этой теме. И вот в 1899 году появляется очередная картина из этого своеобразного цикла, названная им «Сумерки. Луна». Объясняется это настойчивое влечение художника к сумеречным мотивам и состоянием души, погружённой в меланхолию. Это настроение было вызвано сложными событиями в личной жизни и состоянием здоровья. Левитан понимал, что жить ему оставалось немного.
Эти глубокие переживания, несомненно, повлияли на создание вечерних и ночных полотен, но это не означает, что настроение скорби явилось их единственной составляющей. Левитан почувствовал и отобразил особое состояние природы в вечернее и ночное время, которое было созвучно его душе. Неслучайно он написал в конце жизни: «Однако только на прощанье скажу: больше любви, больше поклонения природе и внимания, внимания без конца». Природа оказалась способом гармонизировать отношения с самим собой и в то же время выразить своё восхищение ею; искать её тайны и пытаться разгадать их; предельно передать эмоциональность образов.
Всё это демонстрирует и полотно «Сумерки. Луна». Серая и печальная пелена заволокла пространство картины, настроение которой резко отличается от предыдущих работ, изображающих летние вечера и ночи.
Доминантой всей картины является луна. Она притягивает взгляд своим холодным и неземным мерцанием, цветом тусклого золота, который более интенсивно раскрывается в своём водном отражении, виртуозно выписанном мастером.
Осеннее небо, раскинувшееся над водной гладью, выглядит мрачным и хмурым. Небо и река почти идентичны друг к другу, если не считать различия в цветовых оттенках, что является очередным доказательством реалистичности пейзажа, так как вода отражает небеса и, следовательно, обогащается его цветом. Луна, дублирующаяся в водном отражении, ещё более связывает эти два монументальных пространства: тяжёлое бескрайнее небо и широкую реку. Обрезав края картины, художник подчеркнул масштабы этих образов, так как их границ не видно ни с какой из сторон.
Разделяет реку и небо только полоса берега, поросшего рыже-жёлтой травой, и горизонт. В правой части композиции, которая значительно утяжелена по сравнению с левой, художник изобразил лес. Большая часть деревьев пылает рыжим осенним огнём, однако некоторые из них ещё сохранили зелень своей листвы. Это свидетельствует о том, что на картине показана ранняя осень.
Гармоничности звучания композиции Левитан добивается посредством цветовых перекличек: осенней листвы и растительности на берегу; зелёных деревьев и их отражением в воде. Всё здесь гармонично и уравновешенно, нет никакого диссонанса, и даже левый берег не выглядит пустым. Напротив, две берёзки, расположенные на нём, не только балансируют композицию, но и служат дополнительным эмоциональным штрихом, вызывая щемящее чувство, а лесные дали, которые зритель видит на нём, углубляет перспективу и обогащает общий образ.
Так же, как и на многих картинах, рассмотренных ранее, Левитану удалось создать здесь ощущение тишины, но тишины почти зримой, почти слышимой. Природа готовится к зимнему сну, к временной смерти. И хотя весной всё воскреснет, нельзя не почувствовать беспокойство перед этим вечным и повторяющимся из года в год явлением.
Ил.20
Словно лёгкий озноб пробегает воде едва заметная рябь, дрожит в воде искажённая луна. И зритель, и художник знают, что это временно, что весной обязательно произойдёт победа жизни над смертью. Но тревога и тоскливое ожидание оказались навечно запечатлёнными в этом «пейзаже настроения». Самого художника не стало через год после его написания.
На полотне «Сумерки. Стога» (1899) Левитан по-своему разрабатывает мотив стогов, который часто варьировался и в русской, и во французской живописи, вложив в него русское, национальное звучание.
Покоящиеся в сумерках стога персонифицированы автором (эта тенденция отмечалась и выше), так как создаётся впечатление, что они дремлют. Более того, их неподвижность, величие, монументальность заставляют вспомнить о языческих каменных бабах, описанных А.П