Сравнительный анализ концепций времени у Августина и Аристотеля

Философия Августина формировалась в условиях борьбы мистицизма и рационализма, которая отразилась на трех основных проблемах: соотношения веры и разума, универсалий и доказательств бытия Бога. Изначально они составляли концептуальное поле патристики — вида религиозной догматики, в пределах которой разрабатывались учения о душе и теле, бесконечном и эмпирически недоступном Боге, возможностях его познания, а также — о его сущностных характеристиках. Необходимо подчеркнуть, что теологическая интерпретация феномена познания имеет несколько существенных различий с гносеологической, среди которых мы можем отметить ощущение присутствия Бога через наказание или путем единения с ним. Согласно ортодоксальной концепции Августина, путь богопознания любого человека лежит через душу, которая выступает как нематериальный орган в теле, инструмент для обнаружения времени. Кроме того, она определяется еще и как хранитель информации, что наделяет душу функцией носителя памяти.
Философия религии С. Кьеркегора будет неоднократно возвращаться к обнаружению взаимосвязи между категориями времени, вечности, отчаяния и бессмертия, толкование которых было частично заимствовано им из наследия Августина. Если отчаяние зарождается как реквием по ушедшей жизни и утраченному времени, то воспоминаниями человеческая душа обеспечивает себе бессмертие. Если же отчаяние представляет собой воззвание к Богу за неимением дальнейшей цели существования души, то затрагивается вопрос о вечности как одном из главных Его атрибутов и слиянии с ним как обретении этой вечности. Следовательно, возрождая в памяти важные события жизни, зафиксированные временны́ми маркерами, человеческая душа сама вносит различия между категориями бессмертия и вечности, противопоставленные феномену темпоральности.
Необходимо уточнить, что именно с Августина время понимается как направленное внимание, которое фрагментарно поглощает окружающие нас явления и события, превращая их впоследствии в неотъемлемые компоненты опыта. Благодаря данному сравнению мы можем сделать вывод о ее вечности, контрарной категории времени: при этом, время именуется Августином как «бытие иллюзорное», а вечность — как «вневременное бытие». Богослов многое подразумевает априорным образом, и для объяснения очевидных для автора, но незримых для читателя аргументов важно обращаться, прежде всего, к философии Плотина. Плотин последовательно задается вопросом о тождественности вечности и покоя, а также о возможности понимания вечности как вечного движения, то есть прочитывает понятие вечности через бинарную оппозицию движения и покоя. Жизненный процесс, тождественный самому себе, — вот тот термин, через который можно выразить вечность. Слово «бесконечность» также может выразить сущность вечности, но, опять-таки, не в смысле бесконечного прибавления, а в смысле неисчерпаемой полноты жизни. Плотин приводит мысль Платона о высшем благе как причине создания мира, что подразумевает не начало в темпоральном смысле, а предикат. Эту мысль затем унаследует и Августин, разграничивая таким образом начало мира как временную точку и начало как причину, как любовь Бога. Мир был создан по причине благости и любви Всевышнего, которые не имеют «локализации» во времени.
Определив таким образом время как «событийную» величину, не существующую вне дискурса, Плотин не только дал повод для дальнейшей экзистенциальной трактовки психологического времени Августином, но и глубже раскрыл природу умопостигаемого мира, которому подражает мир чувственный. Если вечность — это жизнь, полная покоя и бесконечности, то время — это то, что причастно вечности, но проявлено только одной из сторон. Тем не менее, жизнь чувственного мира, жизнь во времени может в своем подражании постоянно пополнять чашу бытия

. Само же время является продуктом созерцания, его невозможно мыслить вне жизни души, либо как что-то, ей сопутствующее — также и вечность по отношению к ноуменальному миру неразрывно связана с ним.
Неоплатонизм как логико-философский подход и как основа богословского толкования присутствует в большинстве работ Августина, особенно в тех, которые включают в себя те или иные аспекты теории познания, как богопознания, так гносеологии вообще. Влияние философии Плотина, которое, как известно, осуществилось благодаря Амвросию Медиоланскому, привело и к более глубокому обоснованию дальнейшей догматики, что типично не только для Августина, но и для патристики в целом, и к особой философской антропологии, выстроенной на риторике и логике поздней античности в сумме с христианской экзегезой. Плотин интересуется, как еще, помимо песочных часов и природных явлений, возможно измерить время и возлагает эту миссию на категорию «умопостигаемого бытия», или вечности, которую последователь Платона отождествляет с самим Богом. Утверждая значимость души как творящей субстанции, Плотин подчеркивает ее миметическую функцию — за счет своего движения, она создает антиподы имеющимся универсалиям: время — в противовес вечности, чувственный мир — в дополнение единому.
Однако, немаловажным пунктом в выявлении сущности времени у Августина являются для нас реминисценции более ранних идей Аристотеля. Синтезируя идеи своего учителя, Стагирит считается ведущим теоретиком темпоральной философии поздней античности, предложившим идею бесконечной делимости времени на мельчайшие отрезки и несколько противоречащую ей мысль о его целостности. Аристотель настаивает на том, что времени присущи текучесть и непрерывная изменчивость, которые становятся заметны человеческому глазу в момент движения мысли. В рамках данных рассуждений он говорит о так называемом «общем чувстве», которое «присуще не только человеческой душе, но и душам высших животных, воспринимает движение и даже число, а потому способно к восприятию времени». То есть, на страницах знаменитых трактатов «Физика» и «О душе» сначала мы сталкиваемся с мышлением как способом идентификации времени, а затем находим постулаты о синтетическом образовании из всех органов чувств, которым Аристотель приписал единую номинацию «общего чувства» — возможно, в этом проявила себя нестабильность во взглядах философа на счет вопроса о первичности инструментов познания, до сих пор остающегося открытым. Диалектику в аристотелевской концепции времени заметил также Плотин, для которого ключевым аспектом рассматриваемой категории была не сущность ее, а методы, при помощи которых подтверждается ее наличие в окружающей действительности — то есть, приемы для измерения временны́х интервалов.
Важнейшей общей чертой рассматриваемых нами концепций Августина и Аристотеля является тезис о том, что только один из интервалов имеет право называться настоящим, тогда как остальные воспринимаются либо как не свершившиеся проекты времени в будущем, либо как уже несуществующий момент прошлого, вернуть которое невозможно. Их положение определяется статусом промежутка настоящего времени, обладающего наибольшей точностью и определенной длиной — ведь вышеупомянутые отрезки времени могут быть длиннее или короче по отношению друг к другу. Примечательно, что измерить время возможно только в момент его непосредственного движения — следовательно, подлинным существованием обладает только настоящее. Следует отметить, что августинианское толкование времени зачастую является парадоксальным: с одной стороны, средневековый мыслитель указывает нам на отсутствие модусов прошлого и будущего, поскольку они не поддаются измерениям, с другой же — без воспоминаний об ушедшем невозможно было бы проектировать свое будущее, которое, хоть и заранее предопределено Богом, что в средневековой философии именуется как провиденциализм, может быть частично скорректировано добродетельными поступками