Противопоставление Д. Шостаковича и Г. Свиридова

Сразу отметим, что Д. Шостакович и Г. Свиридов никаких идейных споров не вели и никогда не противопоставляли себя друг другу. Противопоставление это – некая условность, допустимая постольку, поскольку музыка Шостаковича была принята в Европе сразу как «своя», с его дебютом с Первой симфонией, а Свиридов стал основоположником «Новой фольклорной волны» - течения, опиравшегося на народную музыку.
В данном случае нельзя говорить о принадлежности к разным идейным лагерям, поскольку в СССР «партия была одна», как и идеология. И внутреннее несогласие с ними, в той или иной мере испытываемой всеми чуткими к окружающему миру художниками, тоже было во многом общим. Свиридов был учеником Шостаковича по классу композиции в 1936-1941 годах, и испытывал к учителю глубочайшее уважение. Шостакович также поддерживал своего ученика, выдвигая его сочинения на Сталинскую премию, способствуя исполнению его музыки.
Вообще, если говорить об искусстве и культуре в целом, то художественные оппозиции XX века поменялись, и уже стало очевидно, что для искусства нет одного «правильного» пути. Полемика о путях и целях искусства поменяла и свои темы, и свои аргументы. Но не в СССР.
В книге Д. Журковой «Искушение прекрасным: классическая музыка в обществе потребления» описывается уникальная ситуация, сложившаяся в СССР, когда классическая музыка, связанная с идеологией, насаждалась сверху, и по сути, был проведен невероятно масштабный эксперимент: «На определенном этапе формирования советской массовой культуры — в 30–60-е гг. ХХ в. — в истории был запущен уникальный эксперимент по превращению элитарного искусства в массовое». Для этого «массовая» культура была объявлена паразитарной и низменной, а социалистическое искусство стало противопоставляться ей как искусство, служащее целям духовного обогащения личности, ее прогрессу и процветанию. Причем «высокое» искусство не просто пропагандировалось, следование ей стало обязательным для всех творцов в рамках искусства «соцреализма». Не только в музыке, но и в архитектуре, живописи, литературе поощрялись совершенно никак не связанные с искусством современности средства художественной выразительности; архитекторов, живописцев, поэтов, писателей и композиторов отсылали к языку далекого прошлого, заставляя именно этими средствами говорить на «разрешенные» темы

.
Искусство таким «решением сверху» оказалось отброшенным назад, в нем «законсервировался» не только музыкальный язык XIX века, но и отчасти его идеология. Думается, именно таким путем в советскую музыку попали идеи славянофильства и западничества. Только теперь они получили дополнительную идеологическую нагрузку, ведь западное – то, что пришло с враждебного Запада, и оно по определению «плохое», страдает «формализмом», «идеологической пустотой», а то и содержит «враждебные» идеи, и поэтому должно быть исключено из единственно правильной музыкальной культуры СССР.
Вопросы музыкального языка в СССР имели политическое значение. И далеко не все композиторы могли в своих сочинениях экспериментировать с додекафонной техникой, хроматической тональностью и другими композиционными техниками, известными по западной музыке. Шостакович, как «композитор №1» в СССР, как мировая величина пользовался некоторыми преимуществами и относительной свободой, хотя и он не избежал разгромного «разбора» своей музыки на заседаниях Союза композиторов: «При всех притеснениях, при порой жестоких порицаниях и зубодробительной критике, какой подвергался Дмитрий Дмитриевич, никогда ещё в России так не ставилось и не почиталось высоко творчество композитора. И Шостакович — вдумайтесь, лауреат 5 (пяти) Сталинских премий! — был вознесён на вершину славы и был одним из самых привилегированных и титулованных творцов советского искусства».
Свиридов не был такой заметной величиной, поэтому «товарищи» по Союзу композиторов не стеснялись в выражениях, порицая в его сочинениях все, что не укладывалось в разрешенные рамки. Например, при обсуждении цикла «Моя Родина» на стихи А. Исаакяна, звучали такие выражения, пересказанные в заявлении Шостаковича в совет Министров СССР: «Члены секции т. т. Захаров и Новиков, в частности, утверждали, что такое произведение “не нужно народу”, что “народ ждёт не таких произведений”, что автор “не умеет писать для голоса”»