Каторжанин - главная фигура книги «Остров Сахалин»

Портрет каторжанина по-чеховски многообразен и психологичен. С глубоким уважением он относится к политическим ссыльным, подчеркивая их интеллигентное происхождение, сильный характер и волю.
Многим чиновникам и членам их семей А.П. Чехов отводит несколько строк, а рассказу обыкновенного каторжанина Егора - целую главу. Причина ссылки Егора произвела на писателя неизгладимое впечатление, и он сожалеет, что на каторгу отправляют «много хорошего, надежного элемента».
Не обошел вниманием А.П. Чехов и лодочника Красивого в посту Александровском. Он же Игнатьев, он же Трофимов Никита. Красивый скрывает свои настоящие имя и фамилию, и, возможно, не беспричинно. На первый взгляд кажется, что он смирился со своим положением. Вчитываясь в созданный портрет Красивого, мысленно представляешь, как тот упирался длинным шестом о дно реки Александрова, напрягая свое тощее, костистое тело, и чувствуешь внутреннюю силу этого 65-летнего старика. За внешней покорностью скрывается мятежный дух протеста. «За отказ от службы в армии 22 года каторги?», - вопрошал он. С этим он не согласится никогда.
В своих персоналиях А.П. Чехов видит прежде всего личность, униженную физическими наказаниями, задавленную непосильной работой, но не смирившуюся со своим положением. Жизнь на острове постоянно испытывает человека на прочность. Что станете теми, которые отбудут свой срок каторги? Уедут на материк или останутся на острове? Смогут ли они освободиться от прошлого и устроить свое будущее? «Никто не лишен надежды сделаться полноправным гражданином общества», - заключал писатель. Этот вопрос, возможно, волновал писателя больше всего.
Он считал, что подневольный человек не может быть созидателем. Только свободный человек способен творить.
Небольшой остров стал государством, концентрацией зла, театром абсурда. Здесь все вывернуто наизнанку. «Цинизм превосходит всякую меру». Система наказания (каторга: тюрьма, поселение) умножает преступления в астрономических масштабах. Тюремная империя Сахалина была средоточием номинаций всех грехов, присущих падшему человечеству. «Все тюрьмы Северного Сахалина получали» контрабандную водку из Слободки (недалеко от Александровского поста), «где в самых широких размерах производилась тайная торговля спиртом».
Год прибытия на Сахалин для большинства людей здесь -«год страшного несчастья», а сам остров - враждебный и мрачный край земли,а не часть их Родины. Несомненно,что объеди няющим многие портреты чувством, сквозь призму которого и видятся все описанные писателем персонажи, является тоска по родным краям и страстное желание сбежать поскорее. «Послушать каторжных, то какое счастье, какая радость жить у себя на родине! ...О Сахалине, о здешней земле, людях деревьях, о климате говорят с презрительным смехом, отвращением и досадой, а в России всё прекрасно и упоительно...».
Каторжанин стеснен и унижен своим положением, предпочитая называть себя «рабочим»

. А по окончании срока, когд а его переводят в поселенцы, спешит именовать себя «вольным». Чехову не раз встречались арестанты, прикрывавшие свои кандалы по лами халатов. Движение это вызвано скорее чувством унижения, чем стыда и раскаяния за содеянные преступления.
Система планомерного унижения работала исправно. На чиная с одежды, которую невозможно было ни просушить после работы, ни поменять. Арестанты работали, спали и ели в своих обносках; соблюдение элементарных норм чистоты в общей камере было невозможно. Имея буквально под боком (на общей паре) толпу грязных, неопрятных арестантов, отдельно взятая чистоплотность вряд ли будет иметь какую-либо цену.
На каторжном Сахалине проституция была узаконена. Женщин там не отдавали в каторжные работы. Все ссыльные - независимо от возраста - служили удовлетворению «естественных потребностей» мужского населения, начиная от чиновников, кончая поселенцами. Остров был превращен в тотальный публичный дом.
Прибывшую в Александровск партию женщин, ведомых с пристани в тюрьму, Чехов сравнивает с «ходом сельдей в Аниве, когда вслед за рыбой идут целые полчища китов, тюленей и дельфинов, желающих полакомиться икряною селедкой». Личность ссыльнокаторжной никому не интересна. Внешность, здоровье, возраст - ее торговый товарный эквивалент. Многие, служившие «потребностям», пили мертвую и «были развращаемы до такой степени, что ...продавали своих детей за штоф спирта».
Судьба женщин на Сахалине чрезвычайно болезненно воспринималась Антоном Павловичем. Критик П.Н. Краснов писал: «Нигде и никогда у г. Чехова женская честь не рассматривается слегка, как какой-то пустяк, повсюду является она важным жизненным вопросом, и преступление против нее является несчастьем и влечет за собой глубокие последствия». Мысль эта была высказана о рассказе «Бабы», который создавался в разгар работы над книгой «Остров Сахалин», в 1891 году.
Возможно, писатель считал недостаточно глубоко проанализированным им положение каторжной женщины. Ему было важно понять и показать, откуда рождаются преступные замыслы и деяния у женщины. В книге о Сахалине автор намечает эту тему. Женщины поступают в колонию, «в большинстве осужденные за преступления романического и семейного характера: «за мужа пришла», «за свекровь пришла»... Это все больше убийцы, жертвы любви и семейного деспотизма». «В 1889 г. ...отравительниц было показано... почти в три раза больше, чем отравителей».
История такой отравительницы - сюжет рассказа «Бабы».
Нелюбимый муж, за которого «неволей пошла»; сосед-соблазнитель, ставший единственной любовью Машеньки; ревность и побои вернувшегося из солдат мужа; предательство любимым; отравление мужа; смерть героини на этапе в Сибирь после суда.
Таких «типичных» историй тысячи