Истоки творчества М.А. Булгакова: вопросы литературной преемственности

Роман «Белая гвардия» представляет собой уникальное произведение. В нем аккумулируются темы, идеи, образы, существовавшие в русской литературе на протяжении многих лет, от Пушкина и Лермонтова до современников Булгакова – Блока и Маяковского. И, конечно, автор, как и во всех своих произведениях, внимателен к слову и образам. Отсюда в тексте возникают многочисленные аллюзии, реминисценции, образы-символы, помогающие раскрыть идейное содержание романа и создающие его особую интертекстуальность.
Названия музыкальных и литературных произведений сопровождают героев, помогают раскрыть их образы и отношение к ним автора, а также раскрывают авторскую позицию на описываемые события, раскрывают авторскую концепцию социально-политического и литературного развития страны.
В данной главе мы будем рассматривать творчество только тех русских писателей, которые своими произведениями повлияли на создание романа «Белая гвардия». Это А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, Л.Н. Толстой, Андрей Белый, отчасти А.А. Блок.
По мнению Е.Я. Яблокова, в своём произведении М.А. Булгаков ориентировался на Библию и А.С. Пушкина (красноречивое тому доказательство – эпиграф), на драму «Пир во время чумы», также принадлежащей перу Пушкина, романы Ф.М. Достоевского [41, с.189]. Находит он в нём и следы М.Е. Салтыкова-Щедрина: «Символический, обобщённый образ булгаковского Города ассоциируется с гоголевским “городом-миром”, напоминая также об “Истории одного города”» [41, с.189].
Если говорить об А.С. Пушкине, то речь идёт, в первую очередь, о повести «Метель» и романе «Капитанская дочка». В «Белой гвардии» властвует снежная стихия. Но метель в произведении Булгакова не только белая, но и чёрная. Она является олицетворением хаоса, «чёрной злобы» (как у А.А. Блока в поэме «Двенадцать»).
Как замечает Е.А. Яблоков, с помощью эпиграфов автор делает актуальной тему катастрофы. «История, – пишет он, – уподоблена бурному морю, грозящему погубить нерешительного пловца» [41, с.192].
Впрочем, образ метели присутствует и в «Капитанской дочке», и связь с этим пушкинским произведением возникает, как уже говорилось, на уровне эпиграфа: «Пошёл мелкий снег и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение тёмное небо смешалось с снежным морем. Всё исчезло. – Ну, барин, – закричал ямщик, – беда: буран!» [3, с.7]. Образ непогоды и в том, и в другом случае выступает как предвестник социального катаклизма.
Б.В. Соколов пишет: «Русская революция воспринималась Булгаковым как русский бунт, как взрыв страстей и тёмных инстинктов толпы, вовлечённой в иррациональный стихийный вихрь» [35, с.56]. Такой стихийный и тёмный бунт показан в романе «Капитанская дочка». Именно так трактуется восстание Пугачёва в этом произведении. Хаос угрожает устоявшемуся мирозданию и, в первую очередь, дому Турбиных, обитатели которого изо всех сил пытаются сохранить свои традиции и культуру.
Аллюзия на пушкинского «Скупого рыцаря» возникает в тех частях романа, где действует Лисович, чей дом и образ жизни противостоит Турбиным (как противопоставлены были между собой дома Ростовых и Курагиных). Н.Я. Пояркова, обращая внимание на вертикальное строение дома Турбиных и его христианское толкование (низ – грех; верх – чистота, святость, молитвенное горение)

.
Пример вертикального положения Дома Турбиных: «Дом накрыло шапкой белого генерала, и в нижнем этаже (на улицу — первый, во двор под верандой Турбиных — подвальный) засветился слабенькими желтенькими огнями инженер и трус, буржуй и несимпатичный, Василий Иванович Лисович, а в верхнем — сильно и весело загорелись турбинские окна» [3, c.18].
Хаос и непогода являются угрозой космосу, к которому обращён дом Турбиных, его гармонии. Угроза эта проистекает извне, и не только от непогоды, но и от «корявого мужичонкова гнева». Этот гнев исходит из тёмной массы – воплощение утробы и низких инстинктов, которая видит в интеллигенции классовых врагов. Вот почему она готова обрушить прекрасный и уютный дом Турбиных свою дубину.
С Гоголем «Белую гвардию» роднит эпическое повествование. По мнению К.С. Аксакова, Н.В. Гоголю удалось создать эпос – по глубине мысли и широте охвата. Именно эти качества древнего эпоса автор увидел в «Мёртвых душах»: «Тот же глубокопроникающий и всевидящий эпический взор, тоже всеобъемлющее эпическое созерцание» [1, с.50]. Несомненно, он намекает на пророческий аспект произведения Гоголя. Эффект пророчества, несомненно, есть и в «Белой гвардии».
Интересно ироническое сравнение Василисы и Тараса Бульбы, которое является прямой отсылкой к знаменитой гоголевской поэме. Однако больше всего, на наш взгляд, совпадений с поэтикой Гоголя в этом романе можно обнаружить в подходе к созданию города.
Автор воссоздаёт образ Петербурга посредством людей: мелких чиновников, художников, просто «маленьких людей». Это странное и холодное пространство Петербурга пронизывает идея безумия, идея роковой смерти. Фантастическое начало – непременная черта гоголевских петербургских повестей, и в этом заключается особенность его реализма.
В «Невском проспекте» город (его часть, вынесенная в название) предстаёт как обитель зла. Гоголь прибегает к поэтике фантастики не ради внешнего эффекта. Так он стремится переосмыслить причины столь безнравственной современной жизни, её опустошённости и одержимости.
Невский проспект является метафорой ада, прибежищем дьявола на земле. Люди принимают обман за истину и подчиняются ему. Главный герой – Пискарёв – переживает потрясение, когда красавица оказывается обитательницей публичного дома. Именно тогда он начинает понимать, что природа человека двойственна и одна из её частей принадлежит «адскому духу», которому почему-то оказывается предпочтение.
Для того чтобы показать эту двойственность, автор прибегает к фантастическому, делая акцент на инфернальное. Например, в повести «Нос» В повести «Нос» возникает впечатление полного отказа от реальности. «Происшествие, покрытое туманом» – такова авторская характеристика этой истории. Однако на реалистическое видение проблемы указывает виртуозно воспроизведённая иерархическая чиновничья система, в которой каждый из персонажей (даже покинувший хозяина нос), действует как её часть. Эта система – как тиски, из которых невозможно выбраться.
Здесь фантастическое начало очень сильно. Сам сюжет уже опровергает все законы бытия. Однако нельзя не заметить, что те элементы романтизма, к которым прибегает автор, имеют пародийное звучание