Характеристика бунтарской поэзии

Как уже отмечалось, русская бунтарская поэзия оформилась на сломе эпох. С точки зрения Т.И. Пушкарёвой, одним из зачинателей русского символизма является К. Бальмонт. Она отмечает его речь «Элементарные слова о символической поэзии», которую он произнёс в Париже в 1900 году. В ней К. Бальмонт утверждает, что художник-символист всегда является мыслителем, который находится в стороне от житейской суеты [Пушкарёва 2017]. Поэтому неудивительно, что бунтарский эпатаж противоречит привычной для читателя гражданской поэзии прошлого века:
Я — бог таинственного мира,
Весь мир в одних моих мечтах.
Не сотворю себе кумира
Ни на земле, ни в небесах.
Моей божественной природы
Я не открою никому.
Тружусь, как раб, а для свободы
Зову я ночь, покой и тьму.
Ф. Сологуб [29: 576-577].
Лирический герой стихотворения отказывается от всего земного с его скучной, однообразной повседневностью. Он демиург, потому что творец другого, воображаемого им мира.
Н.С.Поварницына в творчестве другого лидера символистов, теоретика направления, В. Брюсова показывает не только создание нового, воображаемого, мира, как у Ф.Сологуба, но и конфликт человека с миром реальным. Исследователь цитирует характеристики реального мира, обозначенные поэтом: «Мир так ничтожен» [Цит. по Поварницыной Б. 2009: 53]; «В безжизненном мире живу» [Цит. по Поварницыной Б. 2009: 53] и другие. Автор исследования подчёркивает, что в поэзии В.Брюсова романтический конфликт человека и окружающего его мира вырастает до образа города, который «чуждый взорам вселенная», «мир непонятно-пугающий» [Брюсов 1973

. Б: 176].
Как отмечает Н.С. Поварницына, город для поэта является средоточием всего отталкивающего: «Пьяные лица и дымный туман» [Цит. по Поварницыной 2009.А.: 54], «Проститутка меня позвала безнадежно» [Цит. по Поварницыной 2009.А.: 54], «Киша бессчетными уродцами» [Цит. по Поварницыной 2009.А.: 54]. Исследователь анализирует зрительные, звуковые образы, созданные поэтом для изображения враждебного города, откуда лирический герой В.Брюсова, подобно лирическому герою Ф.Сологуба, бежит в творчество, причём делает это, как свойственно символизму, эпатирующее: «Лирический герой В. Брюсова смело вписывается в вечность, ставя себя в один ряд с Данте, Вергилием, Гете, Пушкиным («Летом 1912 года»). Его временем становятся грядущие века, а залогом бессмертия – уникальный творческий дар, благодаря которому возможен прорыв сквозь «бедный свет» к иным пространствам и временам: «И, сын земли, единый из бессчетных, / Я в бесконечное бросаю стих» [Поварницына 2009.А.: 58]. Поэтому в реальном мире герой В. Брюсова пребывает в состоянии отторжения окружающего. Н.С. Поварницына сравнивает лирического героя поэта с Евгением Базаровым, готовым всё разрушать без сожаления. Исследователь характеризует послевоенную поэзию В. Брюсова: «Для романтической личности, живущей неутолимой в «этом» мире жаждой великого, революция предстает оправданной надеждой, свершившимся ожиданием, когда в небытие уходит столь презираемый героем старый, несовершенный, выродившийся мир и открываются двери к иной жизни» [Цит