Работает ли сегодня принцип взаимопомощи?

Идеи П.А. Кропоткина можно относительно правильного соотношения коллективистского и индивидуального начал можно трактовать очень по-разному, хотя бы вследствие широты рассматриваемого им вопроса. Отсюда, в его трудах можно увидеть, как изрядную долю наивного идеализма, так и вполне взвешенную критику современных ему капиталистических отношений. Поэтому, прежде чем делать общий вывод о правильности концепции Кропоткина, разберем ее основные положения.
Первым уязвимым местом теории взаимопомощи можно считать историю античности. Причем, очевидно, что и сам Кропоткин понимает неустойчивость своих положений в данном вопросе и фактически обходит древний мир стороной. От дикарей он переходит к варварам, а затем сразу к средневековью. Потому что в противном случае пришлось бы упоминать о причинах развала полисной системы. Которая в условиях отсутствия представительной демократии просто теряла функциональность при достижении полисом определенного размера и внешнеполитического влияния. Примером упадка демократии из-за чрезмерного усиления государства являются и история Афин, и история Рима. Это не говоря уже о том, что избыточные общественные нагрузки привели к определенной усталости населения от демократии с ее большими требованиями к сознательности граждан.
Похожая ситуация и со средневековыми городами, которые Кропоткин представляет как некие практически совершеннные сообщества, в основу которых «была положена великая идея». Пётр Алексеевич говорит, что эта идея должна была реализовываться гораздо шире: «Взаимная помощь и поддержка не могут быть ограничены пределами небольшой ассоциации; они должны распространяться на всё окружающее, иначе окружающее поглотит ассоциацию». Однако в данном случае Кропоткин отходит от принципа историзма. Само мировоззрение средневекового человека не было готово к рассмотрению всех людей, как равных. Европейский горожанин того времени искал защиты у гильдии или у всего городского сообщества именно потому, что они воспринимались как особенные братства, противопоставлявшие себя остальному миру

. И упоминаемая Кропоткиным взаимопомощь внутри гильдий и города в целом, не отменяет того факта, что горожане чувствовали себя избранными по сравнению с населением всей округи. И именно это ощущение избранности и корпоративная солидарность во многом и были причиной расцвета средневековых городов, Люди в гильдиях держались друг за друга, однако крайне недоброжелательно относились к любым чужакам, владеющим тем же ремеслом. То есть средневековый город не был братством альтруистов, он был братством по интересам. Хорошим примером, служат Генуя и Венеция, которые, будучи городскими коммунами, одновременно активно проводили захватническую политику на огромных территориях, преуспевая в этом лучше многих монархов. Поэтому, когда расхождения в интересах разных городских слоев стали слишком большими средневековые коммуны, потеряв общность интересов, закономерно начали отмирать.
Развитие капитализма и крупных абсолютистских государств были закономерным явлением, и на тот момент это был прогресс. Который, как известно, не может происходить без жертв. И даже описанная Петром Алексеевичем трагедия обезземеливания крестьянства была исторически необходима. Общинное землевладение на тот момент мешало концентрации земель необходимой для увеличения производительности труда. Кроме того, община не давала в полную силу развернуться самым предприимчивым из крестьян, которым было невыгодно делать долговременные вложения в свое хозяйство, пока они не владели землей полностью. Однако Кропоткин верно указывает, что после завершения процесса первоначального накопления капитала, жизнь крестьян и рабочих не улучшилась, а только ухудшилась. И действительно, именно в XIX веке эксплуатация человека человеком приобрела наиболее жестокий и несправедливый характер. В первую очередь в городах, на фабриках. И если говорить об этой ситуации, то Кропоткин абсолютно прав, говоря о необходимости укрепления социалистических партий, которые в то время являлись единственными защитниками рабочих, находящихся в тяжелейшем положении во всех развитых странах.
Возникает вопрос, почему получается, что в одних случаях Кропоткин справедлив в своей критике, а в других предается иллюзиям? Фактически он сам ответил на этот вопрос в своей работе, однако не придал этому ответу значения закономерности, воспринимая его лишь как частность