Реализация двойничества и антигероизма в романах «Заводной апельсин» и «Бойцовский клуб»
Зарегистрируйся в два клика и получи неограниченный доступ к материалам,а также
промокод
на новый заказ в Автор24. Это бесплатно.
Двойничество и антигероизм как способы реализации кризиса идентичности, четко проявляются в романах Паланика и Берджесса.
В романе «Бойцовский клуб» Чак Паланик раскрывает личность главного героя именно в контексте его психического расстройства.
Несмотря на то, что для читателя действия Тайлера имеют только негативную окраску, Рассказчик избегает оценки его действий. В основном главный герой принимает позицию наблюдателя, и рассказывает лишь о действиях Тайлера и их результатах. Но нельзя утверждать, что лишь Тайлер имеет в себе отрицательные черты, а Рассказчик является абсолютно положительным персонажем.
Например, для избавления от бессонницы он начинает посещать группы поддержки смертельно больных, где придумывает себе имя и болезнь. И его не гложет совесть, но лишь до тех пор, когда кто-то не поступает так же. Марла ходит туда же, куда и Рассказчик, но он концентрируется лишь на своих мотивах, и считает, что эта женщина только издевается над смертельно больными. Он проявляет агрессию по отношению к Марле, и оправдывает себя. Однако глубоко внутри главный герой понимает, что занимается абсолютно тем же, и это порождает в нем внутренний конфликт. Рассказчик осознает и свою вину, думая «когда она смотрит на меня, я чувствую себя лжецом», но по-настоящему признает лжецом лишь Марлу. Уже тут проявляются первые признаки его «расколотости». Рассказчик одновременно оправдывает и осуждает себя, что и обостряет его внутренний конфликт.
В третьей главе главный герой знакомится с Тайлером Дерденом. Одним из первых фактов, которые мы узнаем о нем, становится следующее: «Он мог работать только по ночам – такая уж у него была натура». С этого момента начинаются многочисленные оппозиции Тайлера и Рассказчика. Один действует только ночью, другой – только днем. Один не брезгует любой работой, второй давно держится за свою должность в офисе. Дерден любит проказничать на работе, Рассказчик выполняет ее идеально. Но при этом у них остается связь.
Несмотря на абсолютную противоположность двух персонажей, главный герой находит зерно истины в жизненном кредо Тайлера. И если сознание главного героя было вынуждено вытеснять все его новые мысли и желания, то сейчас они постепенно переходят в доминирующую личность, что проявляется в эпизоде со взрывом квартиры Рассказчика. Сначала это событие его шокирует, выбивает из колеи ‒ ведь он потерял все, что заработал за свою жизнь. Но постепенно главный герой принимает точку зрения Тайлера и убеждается, что вся его мебель из каталога Икеи является просто барахлом, в собирании которого он раньше видел смысл жизни. Но только потеряв все имущество, герой осознает, что смысла в его жизни как раз-таки не было.
Кроме того, их объединяет знание. Данный факт подтверждается фразой, которая проходит через все произведение: «Я знаю это, потому что это знает Тайлер». Тут не подчеркивается процесс передачи знания, он вообще отсутствует. Если один что-то знает, то это знает и другой. Снова проявляется внутренний конфликт Рассказчика, который отождествляет себя с Тайлером, но даже не осознает, что они – одно целое.
Но постепенно границы между личностями стираются. В 12-й главе романа происходит очень показательная сцена, где начальник главного героя находит список правил Бойцовского клуба, и начинает задавать вопросы. И тут Рассказчик перенимает модель поведения Тайлера, начинает вести себя развязно даже с человеком выше его по должности, выдумывает ситуации, звучащие как страшные угрозы, всячески показывает свое презрение. Фраза «Слова Тайлера срываются с моих губ» – вот главный признак слияния двух персонажей.
Однако это слияние было эпизодическим, и лишь предшествовало главному откровению – осознанию Рассказчиком своей болезни. Ближе к концу романа Тайлер пропадает, вызывая дискомфорт в жизни главного героя. Он начинает искать его, что совпадает с возобновлением бессонницы, и начинает подозревать, что он и есть Тайлер. Раздвоение личности подтверждается всеми окружающими, но эта информация слишком шокирует героя, чтобы сразу ее принять. Только подтверждение Тайлера убеждает Рассказчика: «Нас больше не существует по отдельности, тебя и меня».
В кульминационной сцене принятия второго «Я» отражается пик развития личности главного героя. Осознание своего психического расстройства позволяет Рассказчику быть настоящим собой, ибо это именно он добился всего. Он больше не ощущал себя тем ничтожеством, которым был раньше. Главный герой обозначает переломный момент в своей жизни, когда Тайлер был им создан: «Я знаю даже, откуда взялся Тайлер. Тайлер любил Марлу. С первой нашей встречи часть меня влюбилась в Марлу, и эта-то часть и стала Дерденом».
Сцена встречи с Марлой отсылает читателя к началу книги и позволяет вспомнить, откуда герой начал свой путь и где очутился. Доппельгангер перевернул жизнь Рассказчика с ног на голову, что и требовалось ему в кризисный момент своего существования. Главный герой вырос из жалкого подобия человека в сильную личность, способную на активную деятельность и могущую постоять за себя. Однако герой недолго находится в триумфе. Прострелив себе щеку, он избавляется от Тайлера, но в своих действиях Рассказчик зашел слишком далеко, чтобы продолжать спокойную жизнь как обычный человек. Его помещают в психиатрическую больницу, которую тот принимает за Рай, но и там его преследуют результаты действий Тайлера, чьи поступки так глубоко проникли в жизнь общества, что искоренить их удастся не скоро.
Для выделения нарративных стратегий, свойственных феномену двойничества, стоит разобраться в понятии «нарративные стратегии». П. Рикер утверждает, что объект рассказа выражается «посредством нарративных стратегий, порождающих оригинальные целостные образования»[21, c. 80]. Следовательно, нарративная стратегия, выбранная автором, является одним из главных факторов создания целостного произведения.
Согласно В.И. Тюпа, «нарративная стратегия состоит в позиционировании когнитивным субъектом коммуникации (автором) вербального субъекта (нарратора) относительно объектов и реципиентов рассказывания», а также, что она «представляет собой конфигурацию трех селективных моментов, взаимно обуславливающих друг друга:
1) той или иной нарративной картины мира (референтная компетенция автора);
2) нарративной модальности (креативная компетенция повествователя, рассказчика, хроникера);
3) нарративной интриги (рецептивная компетенция адресата)»[22, c
Зарегистрируйся, чтобы продолжить изучение работы
. 8].
Вывод из этого сделала Г.А. Жиличева в рамках своей работы «Нарративные стратегии в жанровой структуре романа»: «Таким образом, понятие нарративной стратегии охватывает все аспекты нарративной коммуникации, дает возможность описать и парадигматическое (нарратив как вариант коммуникативной стратегии культуры) и синтагматическое (нарратив как способ взаимодействия повествования и сюжета) измерение произведения». [9, c. 49].
Таким образом, нарративная особенность в произведениях, использующих сюжет «двойника», состоит в необходимости подчеркнуть и вынести на первый план конфликт между двумя сторонами одной личности. Перед автором становится задача раскрыть внутренний мир «расколотого» героя, при этом одновременно описывая его двойника, но наделенного другими чертами характера, действующего под руководством противоположных идей, расходящегося во мнениях с главным героем.
Рассмотрим все элементы нарратива в романе согласно классификации В. Тюпа. Нарративная картина мира у Чака Паланика строится в эпоху постмодерна. Это подтверждается ярко выраженной критикой общества потребления и стремлением Тайлера уничтожить историю, как радикальный метод перехода в новое общество. Выбор временного отрезка крайне важен для всего повествовательного курса, ибо именно эта эпоха знаменуется кризисом человеческого сознания и идентичности. В таких условиях раздвоение личности видится вполне закономерной защитной реакцией сознания на развивающиеся в нем конфликты.
Нарративная модальность подразумевает выбор автором повествователя и наделение его особыми чертами. Чак Паланик выбирает субъективную форму повествования от первого лица, так как она позволяет глубоко раскрыть внутренний конфликт и переживания персонажа. Также для достижения этой цели был выбран прием «потока сознания». Он позволил оживить героя, а также подчеркнуть его психическую нестабильность. Текстнаполненбольшимколичествомриторическихвопросов:
«What all of this means?...What would I do?...Do I know him?»[31, c. 198].
Это снова отражает неопределенность персонажа, его потерянность. Множество вопросительных предложений создает образ во всем сомневающегося персонажа, который в поисках ответов на эти вопросы еще больше запутывается в себе. Кроме того, в произведении часто нарушается хронологическая последовательность. Так, например, в первой главе показываются события конца романа, одного из главных эпизодов, когда герой находится на грани смерти. Автор погружает читателя в напряженную ситуацию, а затем начинает рассказывать, как сюжет достиг этого момента.
Еще одним приемом становится рефрен с Джо: главный персонаж в критических ситуациях идентифицирует себя с различными частями тела и состояниями некого Джо: «IamJoe’sBoilingPoint. I am Joe’s Clenching Bowels. I am Joe’s White Knuckles»[34, c. 146]. Схожий прием используется в произведении «Двойник» Ф. Достоевского: «Тот, кто сидел теперь напротив господина Голядкина, был – ужас господина Голядкина, был – стыд господина Голядкина, был – вчерашний кошмар господина Голядкина…». Это произведение также использует прием двойничества, и имеет схожую концовку с «Бойцовским клубом» – главные герои обоих произведений отправляются на лечение в психиатрическую больницу.
Свои рефрены Паланик называет припевами – «choruses» – и они являются одними из самых отличительных моментов в стиле автора, их можно найти почти в каждой главе.
Также стиль автора признан минималистичным. Словарный запас в произведении ограничен, персонажи общаются короткими фразами, что позволяет сымитировать модель разговора простого человека.
Роман пронизан большим количеством «фактов», которые поданы как реальные, но чья правдивость сомнительна. Они выдаются небрежно, сплошным потоком, что делает их похожими на действительность. Так, в романе приводится подробное описание всего рецепта мыловарения, в том числе и с использованием человеческого жира. Тайлер рассказывает главному герою как сделать напалм из апельсинового сока и бензина, или мощную бомбу их химикатов, доступных любому: «Возьмите одну часть 98%-ной дымящей азотной кислоты, и смешайте с тремя частями концентрированной серной кислоты. Вы получите нитроглицерин. Смешайте нитроглицерин с опилками, и вы получите отличный пластит. Некоторые предпочитают смешивать нитроглицерин с ватой и английской солью. Это тоже дает неплохой результат. А некоторые мешают нитру с парафином. Но при этом получается ненадежная взрывчатка»[34,c. 339].
Все эти приемы нарративной модальности, с одной стороны, позволяют приблизить сознание главного героя к реальному, беспорядочному и хаотичному человеческому сознанию, а с другой – ставит его сознание на грань сумасшествия, что и является реальным положением вещей.
Нарративная интрига была выдержана автором до самой кульминации произведения. Совокупность вышеуказанных приемов создала перед читателем сложную картину реальности, разгадать которую до конца произведения удается не каждому читателю. Именно неожиданный поворот событий обусловил успех произведения среди читателей.
Кроме того, как тексту эпохи постмодернизма, этому произведению свойственна интертекстуальность. Однако особенность этого приема в данном произведении состоит в том, что главной отсылкой к нему становится сам же этот текст, но только во втором прочтении. Когда читатель не знает о психическом расстройстве героя, то он не может оценить всю иронию происходящего. При повторном прочтении читатель уже знает о существовании Доппельгангера, и поэтому все события в произведении воспринимаются с другого ракурса. Показательной сценой становится драка Тайлера и Рассказчика на стоянке возле бара. Упоминается, что из бара выходят люди, окружают дерущихся и кричат. Однако люди редко наблюдают, как кто-то дерется, не принимая попытки их разнять. Но ведь на самом деле в кругу был лишь один человек, который просто бил сам себя. В этой ситуации уже становится более понятной ситуация, когда вокруг странного человека на улице собирается толпа зевак. Но эта ирония открывается лишь читателю, уже знакомому с сюжетной линией романа, и поэтому можно утверждать о наличии внутренней интертекстуальности в данном произведении.
Таким образом, феномен двойничества в произведении становится способом разрешения внутреннего конфликта героя между его желаниями и действительностью. В момент наибольшего кризиса, когда герой окончательно запутывается в вопросах, появляется его двойник и дает ответы
50% дипломной работы недоступно для прочтения
Закажи написание дипломной работы по выбранной теме всего за пару кликов. Персональная работа в кратчайшее время!
