Работа Д. Самойлова "Книга о русской рифме"

Введение
Работа Д. Самойлова "Книга о русской рифме" является полноценным научным исследованием. Она уникальна тем, что рассказывает читателю, как именно происходило историческое развитие рифмы, как рифма эволюционировала с каждым новым гением литературы. Автор в своей работе использовал обширный исторический материал: в данной книге можно найти как ссылки на старые стихотворениня и труды, так и на примеры работ о рифме нашего времени. В результате у автора получилась работа очень цельная, направленная на всестороннее изучение рифмы.
Впервые книга вышла в свет в 1973 году и заинтересовала широкий круг читателей, она оказалась в высшей степени полезной как для поэтов, так и для людей, просто увлеченных искусством слова.
В своей работе я анализирую всю книгу. Цель этой книги – приблизить читателя к пониманию рифмы как искусства, ознакомить с ее историей, осветить наиболее важные проблемы рифмы.
Прежде всего Самойлов ставит задачу приблизить читателя к историческим фактам становления рифмы, затем ищет сущность самого явления. Далее он доказывает, как правильная рифма влияет на стихотворение в целом, и учит, как правильно воспринимать ее и использовать. Решение этих задач вводит читателя в круг главных поэтических проблем.
Может показаться, что главная идея работы Д. Самойлова заключается в том, чтобы объяснить читателю техническую составляющую искусства, познакомить с ее историческим развитием, раскрыть многие тонкости мастерства. Безусловно, воплощение только одной этой идеи в труде Самойлова, уже делает эту книгу неоценимым вкладом в историю искусств. Но техника не рассматривается здесь сама по себе, а скорее автор поставил себе задачу объяснить, как, повинуясь различным изменениям в стилях, возникновению новых идей, менялась и техника составления рифмы.
Определение рифмы по Д. Самойлову
Над этой книгой большой русский поэт и мастер стихотворного перевода Давид Самойлов работал десять лет. Впервые изданная в 1973-м и переизданная в 1982-м, она вошла в золотой фонд нашего литературоведения - трудно обнаружить статью или монографию на близкую тему, автор которой не опирался бы на выдающееся исследование Самойлова. "Рифма является тем элементом стиха, где смысл и звук неминуемо и обязательно сходятся и пребывают в единстве". "Русская рифма будет одним из определяющих факторов конструкции стиха до тех пор, пока в живом языке сможет черпать материал для своего обновления". Афористичные формулы Давида Самойлова проверены временем и сохраняют актуальность как для пишущей, так и для внимательно читающей публики.
Саму рифму автор определяет так: «Школьное определение рифмы как «созвучия одного или нескольких слов, заключающегося в том, что их ударные гласные одинаковы или соответственны (а — а, о — о, а — я, у — ю и т. д.), а все последующие звуки до конца слова звучат приблизительно одинаково и следуют в одном и том же порядке в обоих словах», — при самом поверхностном рассмотрении оказывается неполным.
Существуют классы рифм, которые никак не соответствуют данному определению: диссонансы (нОров — коммунАров у Маяковского); разноударные (У нас в избУшке красны бАбушки), где не совпадают ударные гласные; неравносложные (кумачЕвое — ПугачЕва у Хлебникова), где выпадают один или несколько заударных гласных; рифмы с перестановкой заударных звуков (одеЯЛОВо — дьЯВОЛа у Маяковского).
Наконец, существует тип неточных созвучий, где соответствия заударных звуков, их число и порядок резко нарушены (например, Есенин рифмует: шуме — Клюев, теплишь — вешний), и все же у нас нет оснований исключать их из числа рифм, ибо они выполняют ту же функцию в стихе, что и более звучные повторы. Более широкие определения рифмы говорят о ритмической функции рифмы. «Школа фонетического изучения стиха (ОЬгрЫ1о1од!е) утвердила определение рифмы как звукового повтора... В дальнейшем определение рифмы стремились расширить, учитывая опыт поэзии XX века, возможность совпадений предударных звуков, консонантизма и т. д. В. М. Жирмунский в своей книге “Рифма, ее история и теория” впервые указал на роль рифмы в ритмическом рисунке стиха» .
Дать определение рифмы по ее значению в стихе не очень просто. В прозаической речи часто попадаются созвучные слова, которые мы отказываемся считать рифмами. Вот небольшой абзац из прозы Зощенко: «Сам муж, позабыв о нем, не принял во внимание этот день. Но его жена, томясь у подруги, как раз натолкнулась на этот призыв и была очень поражена и обрадована» («Сердца трех»). Позабыв — призыв, жена — поражена. Ясно, что это созвучия.
И также ясно, что это не рифмы. Рифмой мы, много не размышляя об этом, признаём некий звуковой повтор в поэтическом речении, но и там не всякий звуковой повтор.
«Как молодой повеса ждет свиданья
С какой-нибудь развратницей лукавой
Иль дурой, им обманутой, так я
Весь день минуты ждал, когда сойду
В подвал мой тайный, к верным сундукам.
Молодой — какой — мой, ждал — подвал.»
И здесь звуковой повтор не ощущается нами как рифма. «Под рифмой обычно понимают концевые созвучия стихов.
В этом определении автор выделил два признака:
1) концевое положение созвучных слов;
2) звуковые условия созвучия.
Тимофеев правомерно оспаривает термин «внутренняя рифма», подчеркивая, что «рифма — это звуковой повтор на конце двух (или более) стихотворных строк (в старину ее называли краесогласием), имеющий ритмическое значение». Одного концевого положения созвучия мало, уверяет Самойлов. Вот отрывок из «Бориса Годунова», как известно, написанного белым стихом.
«Басманов
Войди сюда и говори свободно.
Итак, тебя ко мне он посылает?
Пушкин Тебе свою он дружбу предлагает
И первый сан по нем в московском царстве.»
Посыпает — предлагает — концевые созвучия. Но едва ли при чтении они воспринимаются как рифма. Они возникают случайно, неожиданно, и сознание, не подготовленное к восприятию созвучия, не воспринимает его как необходимый элемент данного стиха. Это так называемая «случайная рифма». Она может быть, а может и не быть.
Рифма должна быть в данном, определенном месте стиха. Под условиями созвучия нужно понимать, во-первых, закономерности повторения рифмы (в каждом конкретном стихотворении они разные), заданный поэтом интервал между рифмами, определенное их сочетание.
Во-вторых, исторически обусловленные акустические свойства созвучия. У Никитина есть стихи:
«На западе солнце пылает,
Багряное море горит;
Корабль, одинокий, как птица,
По влаге холодной скользит.
Сверкает струя за кормою,
Как крылья, шумят паруса;
Кругом неоглядное море,
И с морем слились небеса.»
Место рифмы («рифменное ожидание» — термин Шенгели) задано первой строфой. Кормою — море — в наше время вполне могло бы сойти за рифму. Но в дан14 ном сочетании, если учитывать еще и нетрадиционное™ такого созвучия для XIX века, кормою — море — не рифма. С другой стороны, редкое для своего времени созвучие, введенное в систему рифмичного чередования, воспринимается как рифма.
Отдаленное созвучие выполняет звуковую и ритмическую функцию рифмы. Осознание данного созвучия как рифмы в стиховой конструкции — явление историческое. Современный слух как бы сильно отличается от слуха наших предков. Порой важен был не слух, а, скорее, взгляд на рифму. Концевое положение рифмы в стихотворной строке означает некую разделительную функцию рифмы, обозначение границы между ритмическими отрезками стихотворения.
«Рифм сигнальные звоночки», — писала А. А. Ахматова. В этом смысле рифма изучается в связи с ритмическим строением стиха и воспринимается как явление, подчиненное ритмическому строению. Связь рифмы с ритмом бесспорна. Употребление мужских, женских, дактилических, неравносложных, разноударных рифм, конечно, определено ритмическим устройством стиха. Однако в этом плане рифма является элементом подчиненным и даже необязательным, поскольку существуют белые стихи, где ритмические единицы четко обозначены и без рифмы. Рифма чаще всего рассматривалась как ритмико-акустическое явление. Рифма была, например, подсобным материалом для изучения эволюции произношения.»
Классификация рифмы
Автор также отмечает, что рифма как элемент стиха целиком формируется из языкового материала

. Вся история русской рифмы показывает, как в разные эпохи используется в стихе материал языковой системы — ее фонетические и ритмические элементы. Как сначала ограничивается сфера языкового материала при формировании классического стиха и как постепенно огромно расширяется его сфера. Пределы возможностей рифмы ограничены пределами языка. Все «новшества» современной рифмы издавна наличествуют в языке, утверждает Самойлов.
Можно сказать, что нового способа рифмовки изобрести нельзя. Рифму можно «выловить» в стихии языка, а рифмотворчество состоит в том, что новый языковый материал вводится в систему стиха, начинает выполнять функции рифмы, и порой это включение неожиданно и необыкновенно обновляет стих. Это заключение выверенно по историческим понятиям и хорошо описывает прошлое и будущее рифмы.
Автор выделяет рифмы: точные, простые неточные (которые делятся на:
Усеченные – С конечным усечением: сто — пустой (усеч. ]), глаза — назаД — мужские; волны — полный (усеч. ¿), люди — будеТ — женские; тйнисты — блондинистый (усеч. ]), шекспирову — репетировал — дактилические.
Замещенные – С конечным замещением: пустой — ПростоР, браТ — браТЬ (замещ. твердой — мягкой согласных), стоН — пустоМ, гороХ — огороД — мужск.; веткой — редкоМ, покореН — кореНЬ (тверд. — мягк.), гореМ — покореН, товарищ — вариТ — женск.; баловеНЬ — опаловеЙ, вывезеМ — вывязаН, штопориК — застопориВ — дактил.; с замещением в группе согласных: мокР — ДамокЛ, тресК — месТ, тоРг — тоЛк, аКт — аЛЬт — мужск.; вересК — бересТ, кобаЛЬт — 6 боРт, парламент — покамеСт — женск.
С внутренним (интервокальным) замещением: в первой предконечной позиции — глагоАим — гоЛым (замещ . мягк. — тверд.), вопроСы — роЗы , срок о м — строГом, рогаТы — прогаЛы — женск.; об О сиП е — волосиКи, бёреГа — дереВа, ути Ц а — кнутиК а — дактил.; то ж е в группе согласных — деревЬя — деревН я, кроМ ка — короН ка, гаЛсом — баРсом, пеРсы — пьеКсы, залиВ чик — зениТчик — женск.; доблееЪ1 — проблесКи, вскоросТи — поросАи — дактил.; во второй предконечной позиции — навыВорот — выП орот, послоВица — поклоН ится, оЛово — оН ого, раК ам и — раН ам и; то ж е в группе согласных — красКою — лязГаю, лиф чика — тиП чика, бесТии — небесН ее — дактил.
Рифмы с перемещением – С перемещением («перебросом») одной согласной: из конечного положения — пеРс — пРесс, коРт — кРот, наСт — Сад — мужск.; сожалений — преступленье (щ — ]и), викиНг — пйкНик — женск.; из интервокальных положений — карете — смеРти, стеРжень — стРежень — женск.; воРотами — подпеРтыми, венЧика — вениЧка — дактил.
в группе конечных — ПеТР — поРТ, флоКС — воСК — мужск.; выплеСК — триплеКС — женск.; из конечного в интервокальное — уТР — беРуТ — мужск.; дуМаА — дуАаМ, каТеР — каРТе — женск.; выпиАиТ — выпяТиА — дактил.; в группе интервокальных — поняТНо — лейтенаНТа, чиСТо — случиТСя — женск.; высеАКи — высеКАи, горизоНТами — озоТНыми — дактил.; из интервокального в интервокальное — хоАеРа — гоРеАа, наКаТе — аТаКе, НаМи — ПиросМаНи — женск.; пяТиАись — пяАиТесь, АоГова — ГоАого — дактил.; через два слога — МолоТ — ТолоМ, каВалеРы — коРолеВы — женск.; ВиТязеВ — выВезеТ — дактил.)
сложные («смешанные») неточные, неточные, неравносложные, диссонансы, разноударные.
В свою очередь по Самойлову сложные неточные входят такие пары, где происходит два или больше одновременных усечения, замещения или перемещения в разных сочетаниях. М. А. Гаспаров включает в свою классификацию некоторые виды сложных, исходя из того, что в каждом положении (конечном или интервокальных) может быть только по одному названному явлению. То есть в мужских может быть только одно усечение или замещение (метатеза не учитывается). На самом деле это не так, заявляет автор. В сложных рифмах может быть столько сочетаний, сколько согласных входит в их заударное созвучие (плюс опорная!). Число вариантов, следовательно, довольно велико. Изложенная здесь систематизация сложных рифм отнюдь не исчерпывает всего их разнообразия. Они мало изучены и, вероятно, впервые выделены в самостоятельный тип и обрели хотя бы условное название.
С двойным усечением: струна — наСТ, пэр — перСТ — мужск.; сера — сероСТЬ, горсТка — горскоМ — женск.; присТаНЬю — актрисою, благовеСТ — в Благове, начисто — кулачестВоМ — дактил. С двойным замещением: циКЛ — циТР, боДР — боЛТ, блеСК — БудапеШТ — мужск.; убиТыЙ — обиДеЛ, парижаНиН — поража/Й/еТ, моЗГа — o d ia , поВесТЬ — по/Й/исК — женск.; оСеНи — оЗиМи, гоЛоСе — гоРеЧи, паЛЬцаМи — панЦыРи, паСТою — паЧКаю — дактил. С двойным перемещением: оСТР — СоРТ (переброс С, метатеза ТР — РТ), ЛаСТ — СТаЛ — мужск.; СеКТа — повеСТКа, НаРТам — РаТНом, головаСТиК — наваКСиТ — женск.; МиЛоСтив — СТиМулов — дактил.
Возможны рифмы с тройным усечением (пеРсТеНЬ — пьесе) или с тройным замещением (Вознесенский: лоЖНыХ - лоЖКоЙ; - Ж НХ - Ш КИ ). Однако рифмы с «чистыми» удвоениями и утроениями встречаются реже, чем смешанные, где согласные взаимодействуют в разных сочетаниях.
Усечение и замещение: пуАьс — КуРсК (усеч. К., замещ. — Л — Р), маРТ — маК, воПЛЬ — рывоК — мужск.; похоЖа — покоШеН, каса/Й/ясь — заВисТЬ, проЖеЛть — лоШадь, преступленЬе — пле59 Мя, закоНчеН — захочеТ — женск.; еХадо — зеРКало, роЩами — пороСШими, жиМолосТЬ — риНулась — дактил. Усечение и перемещение: каРсТ — прикРас (усеч. Т, перемещ. Р), шнаПС — веСна, алебаСТР — баРС — мужск.; паНТам — пяТНа, выПуСК — ВыКСу, новоЛуНЬе — посягНуАи — женск.; дВоРНики — РоВики — дактил. Замещение и перемещение: виНТ — риТМ (замещ. М — Н, перемещ. Т), Газ — басК (замещ. Г — К, перемещ. К) — мужск.; катастрофой — тоРфоМ (замещ. И — М, перемещ. Р), всаЖеН — саМ Же, отраДНо — раНТа, фуГаСа — лаСКа — женск.; ВеТочка — ДеВочка, сеРа/Й /я — сеВеРа — дактил.
Неравносложные же ввел в поэзию Маяковский. Суть их устройства в том, что сохраняется «костяк» согласных и выпадают неударные (редуцированные) гласные. Подобные «почти» точные неравносложные — наиболее ранний вид, утвердившийся в русской поэзии XX века.
В неравносложных возможны все три способа соотношений согласных, то есть сочетание неравносложности с неточностью: усечение — ворс — хворОсТ (усеч. Т); замещение — отроК — отОроПЬ (замещ. К — П’); перемещение — хоАСТ — апоСТОАУ (перемещ. А — СТ).
Менее характерны для начала 20-х годов, по мнению автора, неравносложные второго вида — с выпадением слога. С выпадением внутренних слогов: мужск. — женск. —* слон — сло/МА/н, билет — беле/Й Е/т, слепец — пе/РЕ/ц; мужск. — дактил. — выть — вы/АОМИ/ть; женск. — дактил. — вызвал — вызво/АИ/л, кошек —* око/Аы/шек; женск. — гипердактил. — грека — грё/ЧНЕВИ/ка; дактил. — гипердактил. — распутица —* пута/ЙЕ/тся, выплата — выплю/НУ/та (Маяковский). С выпадением конечных слогов: одного — поверх — поверх/НОСТЬ/.
К диссонансам автор относит рифмы с несовпадающими ударными (образующими) гласными: мужские — дОм — дЫм, стАн — стОн, нОс — нАс; женские — вЫсшим — вАшим, тЕрта — стАрта, мИмо — мАма, кОшка — кАшка; дактилические — кАнуло — кИнуло, цОкало — пИкколо, бЕленький — мИленький; гипердактилические — прОволока — нАволока, в е домости — вИдимости, рАдующий — вЕдающий.
Разноударные по Самойлову тоже как бы не соответствуют по устройству константам литературной рифмы, где фиксировано положение созвучного комплекса по отношению к ударению.
В народной рифме разноударные существуют внутри текста, связанного с напевом или с особым способом произнесения: Ваня, Ваня, ВанЮшА, Твоя неверная душА. Здесь обязательно для удержания созвучия дополнительное ударение. Связь с напевом и возникающее дополнительное ударение порой вызывали сомнение в реальности этого вида рифм в литературе.
Однако дополнительные ударения возникают и во многих составных дактилических рифмах XX века: хмАрью съЕл — зАмысЕл (Есенин), в пЯткИ душА — подкИдышА (Кирсанов), занЕсенА — за нАс онА (Кульчицкий). 3 Книга о русской рифме 65 Иная природа у второго вида разноударных — разноударных, возникших на фоне словесной рифмы