Пейзаж-картина в творчестве Левитана

Развивая вблизи Удомля тематику жизненного пути и его внезапного окончания, И. И. Левитан создает одну из грандиозных своих работ, не только по изначальному замыслу, но и по колористическому решению — ту, что носит леденящее душу название «Над вечным покоем» (1894) (ил. 6). В основе ее композиции снова фигурирует то бескрайнее фиолетово-пепельное небо, которое олицетворяет могущество природы и ее вневременность, по сравнению с жизнью человека. Единственным пристанищем, последней для него надеждой художник выбрал образ небольшой церквушки, некогда им увиденной в Плёсе. Первое, на что смещается акцент при попытке охватить композицию целиком — это контраст в изображении туч и облаков, которые будто наслаиваются друг на друга, сурово надвигаясь на беззащитный клочок земли с виднеющимися на первом плане покосившимися крестами.
Благодаря этому эффекту движения И. И. Левитан добился асимметрии в композиционном решении, где все три плана соединяет бесконечная гладь Удомельского озера, внушающего страх и трепет: «…драматический эпос, где прошлое встречается с будущим, небо грозит земле, а время стремится к вечности …Небесное противостояние не дублируется в свинцовой поверхности воды: подернутая чешуйчатой рябью, вода живет своей …величественной, исполненной грозного спокойствия жизнью». Ключевой предпосылкой обращения преимущественно к холодной серо-лиловой, синей, а также серо-зеленой палитре стало постоянное метание самого художника на грани жизни и смерти. С этим аспектом нередко связывают влияние мрачного символизма швейцарского пейзажиста А. Бёклина, чьи картины украшали, по сообщениям биографов И. И. Левитана, стены дачной усадьбы А. П. Чехова, его близкого друга.
Поверхность озера создает впечатление неподвижного зеркала, которое иногда слегка выбивается из своего статичного положения едва уловимой рябью на первом плане композиции. Если присмотреться ближе к нему, то станет понятно, что художник добавлял эту рябь уже в финале творческого процесса, возможно, процарапывая мелкие углубления мастихином или же обратной стороной кисти по еще невысохшему маслу. Сами гладкие мазки очень плотно прилегают друг к другу, из-за чего рассмотреть их форму или направление с дальнего расстояния невозможно. Зато их специфика хорошо видна на фоне мелких зеленых мазков, имитирующих качающуюся на ветру листву высоких деревьев и кустарников, словно защищающих церквушку от невидимой зрителю угрозы, которая кроется за пределами картины.
Этому шедевру истинной русской грусти от осознания слабости перед стихиями природы предшествовали многочисленные карандашные эскизы и монохромные этюды в бело-серых тонах, выполненные с разных ракурсов

. В готовом варианте внушительную часть колорита И. И. Левитан оставляет под серо-лиловые тона грозовых туч, отбрасывающих холодные синие тени на травяной покров третьего, дальнего плана картины. В них чувствуется не просто тяжесть наступающего ливня, но тяжесть внутриличностная, которая придает полотну, по выражению В. А. Петрова, «почти натурфилософский, планетарный в своей сущности масштаб».
Совершенно другие эмоции присутствуют в сюжете «У омута» (1892) (ил. 3), написанном двумя годами ранее во время пребывания И. И. Левитана в деревне Затишье Тверской губернии. Здесь он продолжает свои мысли о пути, который в любой момент может прерваться, независимо от воли самого человека. Несмотря на все трагические легенды, которыми окутан берег реки Тьмы, художник увидел в этой местности безмятежность и тихую скорбь. В отличие от предыдущего полотна, картина «У омута» представляет собой целую палитру холодных зеленых оттенков: от буро-зеленого в отражениях деревьев на втором, центральном плане композиции, до травяного, зелено-морского, даже изумрудного в запечатлении пород прибрежных кустарников и трав. Удивительного сходства растительности с натуральным прототипом И. И. Левитану удалось добиться при помощи экспериментов с направлением и длиной мазка. Взгляд зрителя улавливает внушительную градацию мазков от коротких вертикальных, которые можно увидеть на примере слегка разбеленных острых верхушек кустарников у дорожки, ведущей из глубины дальнего плана, до затемненных круглых, беспорядочно, но при этом плотно нанесенных на холст, чтобы усилить эффект погружения деревьев во тьму.
Линию горизонта плотно закрывают мрачные высокие березы, ясени и густые кустарники, которые стремятся к центру композиции — массивному бревенчатому мосту, отъединяющему два разнонаправленных течения одной реки. Двойственность и выбор стали у И. И. Левитана лейтмотивом данного сюжета, граничащего с мифологическими повествованиями славян, которые впоследствии были заимствованы в написании русских народных сказок. Тем самым омут является носителем разрушительного начала, местным Стиксом, усеянным телами обездоленных, несчастных, обреченных на страдания людей, испытавших первобытный ужас