Изучение кинематографической картины подросткового третирования

Введение

Актуальность исследования. В современном мире проблема эмоционального благополучия и стабильности личности стоит особенно остро, как в плане государственной политики, так и в контексте обеспечения психологической безопасности конкретных общностей и конкретной личности. Общественная жизнь всё больше оказывается пронизанной такими формами деструктивного социального взаимодействия, как терроризм, травля, буллиинг, моббинг, агрессивные нападения и другие формы социального притеснения социальных групп или отдельных личностей. Данные отечественных и зарубежных исследований показывают тревожный уровень распространения буллинга среди подростков: приблизительно от 20 до 50% обучающихся средних учебных заведений, по их собственных оценкам, сталкивались с разнообразными видами травли. По сведениям «Всемирного доклада о насилии в отношении детей» 2017 года (ЮНЕСКО), можно сделать вывод, что каждый десятый ученик средней школы в мире подвергается травле, и данный показатель каждый год растет во всех государствах, докладом охваченных. При всей очевидной значимости исследования причин и последствий буллинга, до сих пор не сформировалась устойчивая совокупность подходов к его социологическому изучению, как и нет достаточно широко разделяемого корпуса социальных технологий профилактики распространения данного травмирующего явления. Основная масса соответствующих изысканий только отчасти затрагивает эту проблему и в основном описывает виды насилия, особо не акцентируя внимание на факторах виктимизации и ролевого поведения как субъектов, так и объектов подобной агрессии. В этом плане особенность коммункационной сферы современного общества заключается в том, что она не просто отражает социальные процессы, явления и отношения, но и определённым образом «осваивает» их, как бы познаёт. Недаром ведь Л. Толстой охарактеризовал образ Чичикова как отражение гоголевского страха перед началом формирования буржуазного типа личности в России. Киноискусство – далеко не исключение в вопросе подобного познания. Будучи и социальным институтом, и художнической деятельностью, большинство плодов которой, в принципе, доступны большинству членов общества, кино отличается особой способностью имитировать общественную жизнь в образах, ей же подобных. По мнению ряда исследователей, благодаря преимуществу изобразительных форм коммуникации с точки зрения быстроты считывания их содержания и эстетического воздействия их поверхности – кинематографистам удается интуитивно ощутить и доходчиво репрезентировать такие моменты жизни социума и человека в нём, которые на данный момент ещё не стали объектом научной рефлексии. Ведь кино воспроизводит коллективные настроения в обществе, поэтому анализ кинолент, показывает особенности социальной жизни аудитории, на которую он направлен. Удивительна в этом плане метаморфоза С. Эйзенштейна, неожиданно отошедшего от мобилизующего, упруго динамичного монтажа «Стачки», «Броненосца Потёмкина» и «Октября» к более романтическим и даже лирическим мотивам и образам («Да здравствует Мексика!», «Бежин луг»), выражавшим его скрытое нежелание работать в условиях бюрократизации жизни всего общества и нараставшего государственного террора. К эмерджентным социальным вопросам, опережающая рефлексия относительно которых имеет место в кинематографическом творчестве, относится подростковое третирование. Не только в силу его грубой динамичности «просится» оно на экран. Так получается, что художническая интуиция, несколько раньше интуиции научной, улавливает принципиальные противоречия в данной проблеме, и важные с точки зрения социума, и образующие лейтмотив драматического повествования. Во-первых, противоречие между многочисленностью и выпуклостью актов символической подростковой агрессии, с одной стороны, и недостаточным пониманием предикторов и причин, детерминирующих выбор юным человеком роли «агрессора» или роли «жертвы», с другой. Дело в том, что репрезентация второго, казуального, момента в кинематографической картине мира, но слабость экранных поисков ответа на него, именно отражает нерешенность вопроса причин – наукой и обществом. Второе противоречие, так или иначе фиксируемое художнически, – это понимание важности влияния семьи, личности и социально-средовых факторов на формирование разных форм ролевого поведения либо агрессора либо жертвы и невозможностью для кинематографиста опереться на комплексные исследования этого влияния. Во многом в силу данной причины так часто на экране третирование представлено, скорее, как некая схватка субъекта и объекта один на один, а не как результат внутренней дезинтегрированности класса или микросоциальной среды ребят. Третье противоречие в социальном функциронировании буллиинга, оригинально подмечаемое кинокоммуникаторами, заключается между необходимостью его профилактики и дефицитом технологий для интервенций в ситуации третирования, разработанных на основе солидных научных данных. Поэтому, наверное, неслучайно, что центральной фигурой многих фильмов «о юношах, не обдумывающих житьё» является педагог-идеалист, уверенно, но слепо пытающийся образумить патологических подранков. Изучение кинематографической картины подросткового третирования может составить важный элемент в проведении поисковых (разведывательных) социологических исследований по дисфункциям школьной жизни, идентификации возникающих социальных проблем в юношеской среде, а также в дальнейшей практике социальной и профессиональной деятельности педагогов, социальных работников, психологов и родителей. Степень научной разработанности проблемы. В основе исследования того, как и насколько художническая интуиция в отношении проблемы подросткового третирования может обогатить её научную рефлексию, лежат два направления в изучении достоверности кинематографической картины общества и индивида в нём: философско-культурологическое и макросоциологическое. Для представителей первого направления кинематографическая репрезентация общественной жизни – это прежде всего субъективная её интерпретация автором как средство экспрессии уникальной картины мира. Изучая творческие особенности режиссёрского (в первую очередь) подхода к действительности, учёные стремятся открыть не столько общественную детерминацию его воплощённых результатов, сколько глубоко личностную, духовную по сути, детерминацию, находящуюся за пределами обсуловливания кинотворчества такими социальными моментами, как исторический контекст кинематографического производства, его коллективный характер, его интеграция в коммуникационную сферу общества в целом. Центральное классическое исследование философско-культурологического канона принадлежит видному представителю ранней Франкфуртской школы социологии З. Кракауэру. Опираясь в нашей оценке его работы на концепции культуры и общества, предложенных Э. Дюркгеймом, К. Маннхеймом, Дж. Александером, И. Гофманом, мы можем заключить, что его экспликация скрытых, ненамеренных нацистских лейтмотивов в наиболее признанных фильмах Германии 1920-х гг. основывалась на феноменологическом понимании режиссёрского подхода. Иными словами, З. Кракуэр, опираясь на методику качественного контент-анализа, вскрыл художническую идентификацию специфического немецкого духа, в определенные исторические периоды оказывавшегося прегнантным авторитарным духом. В более современной редакции подобная деконструкция внешне политически нейтральной мотивации кинематографистов смыкается с утверждением постструктуралистов (Р. Барта, Ж. Бодрийяра, У. Эко) о том, что в реципиентском восприятии игровых произведений масс-медиа должно доминировать анти-институциональное прочтение отображённых общественных реалий. Эвристичность философско-культурологического подхода сравнительно ограниченна в изучении кинематографической картины различных социальных проблем. Его ценность заключается, скорее, в понимании того, как кинематографисты могут обогатить символическую сторону общественного дискурса. В частности, более очевидными могут стать национальные различия в отношении общества к проблеме подростковой агрессивности, отображённые, например, в необычной для российского восприятия трактовке проблемы франко-бельгийскими кинематографистами (фильм «Сын», 2002 г.) или немецкими («Лето сукиных детей», 2004 г.). Макросоциологический подход к достоверности кинематографической картины мира заключается в изучении фильма как общественного продукта. Первую систематическую попытку подобного рода на Западе предложил в середине 1960-х гг. американский социолог Дж. Уáко. Генезис, развитие и закат трёх ключевых «движений» в развитии киноязыка (немецкий экспрессионизм, советский экспрессивный реализм и итальянский неореализм) он проследил как следствие общественного контекста кинопроизводства, его социальной организации и биографических особенностей основных новаторов. Исследования данного направления основаны на концепциях места и роли различных институтов в современном обществе, предложенных М. Вебером, Т. Парсонсом, П. Бурдье, а также современными исследователями Г.-А. Алмондом, А.С. Панариным, В.В. Разуваева. Наиболее актуальный пример относительно недавнего исследования игрового кино как сложного, многогранного отражения общественной реальности – коллективная монография под редакцией известных британских авторов Дж. Хилла и П.-Ч. Гибсон. Особую лепту в макросоциологическое изучение кино как специфической картины мира, релевантную нашему исследованию, внесли российские ученые Жабский М.И., Рондели Л.Д., Хомякова Ю.О., Хренов Н.А.. Анализ их работ позволяет, в частности, судить о том, что определённое отставание научной рефлексии подросткового третирования от художнического его ви́дения наметилось в нашей стране к середине 1980-х гг., отставание, отголоски которого ощущаются до сих пор. В позднесоветское время сложилось представление о непосредственном третировании как неотъемлемого атрибута и школьной жизни в целом и специфической юной личности. Соответствующие концептуализации носили преимущественно психологический и социопсихологический характер, акцентируясь на чувственном генезисе агрессивного поведения и эмоциональном опыте как жертвы, так и стороннего наблюдателя. Интуиция же кинематографиста, взволнованного проблемами юношества, различала в рассматриваемой проблеме и более социальный аспект: нараставшее отражение в социальной структуре негативных взаимодействий ребят – основных моментов социальной структуры общества в целом. В первую очередь в стенах школы давала о себе знать экономическая стратификация, проявлявшаяся в том, что нападкам подвергались чаще всего не просто чем-то необычные подростки, а явно необеспеченные, чудаковатая неприемлемость которых в глазах сверстников только усиливалась невозможностью потребительства. В качестве примера можно привести юношескую картину «До первой крови» (1989 г.) о противостоянии различных «фракций» в пионерском лагере. В нынешнее время социостратификационный аспект школьного третирования приобрёл и гораздо более изощрённый характер и отражает социальную структуру общества гораздо более сложным, неоднозначным путём. Однако, всё ещё ждёт своего часа научное изучение и сам аспект и его художническое отображение. Важным макросоциологическим аспектом и подросткового третирования как такового и его художественной картины на экране является структура отношений, функционирующая относительно подобной агрессии. В науке пока нет достаточного числа соответствующих исследований . Макросоциологический взгляд на кинорепрезентацию отношенческого аспекта третирования и здесь выявляет некоторое первенство художнической интуиции. Например, в таких фильмах, как «Шут» (1988 г.) «Авария – дочь мента» (1989 г.), «Трагедия в стиле рок» (1990) подростковый буллинг фигурирует как средство осуществления отношений, как форма организации общественной и межличностной организации подростковой жизни, в рамках которой «всему находится место»: подгруппы класса или дворóвой общности обретают каждая свою нишу и свой объём полномочий; сильные знают, как подчинить других своей воле, а слабые – как не попадать под горячую руку; а взрослым проще знать, в каком состоянии находится «ребячья масса». Несмотря на декларируемую значимость изучения кинематографической картины социального мира, совсем немного работ посвящены методологии и результатам социологического изучения репрезентации тех или иных моментов общественной жизни. Изучение генезиса, процесса и последствий подросткового третирования в представлениях кинематографистов – не исключение. Предлагаемое исследование – попытка восполнить данный пробел в понимании того, как художественные образы функционируют в качестве и массовой коммуникации общества и в его коммуникации с научным сообществом. Объектом исследования является кинематографическая и социологическая рефлексия относительно места и функции преимущественно непосредственного третирования в социальной жизни современных старшеклассников. Предмет исследования – сходства и различия между кинематографической и социологической картинами преимущественно непосредственного третирования среди подростков, а также художественная репрезентация тех его аспектов, которые на данный момент ещё не оказались в поле исследовательского внимания. Цель исследования заключается в установлении и описании возможности того, что особенности кинематографической картины подросткового третирования могут служить ориентирами при проведении дальнейших исследований проблемы. Цель исследования достигается путём решения следующих задач: 1) установить место и функции третирования в социальных отношениях современных школьников; 2) определить место и значимость темы школьного третирования в текущем репертуаре кинотеатров и центрального телевидения; 3) сформировать исчерпывающее представление о социологически-научной картине подросткового третирования. 4) применить методику количественного контент-анализа к формированию исчерпывающего представления о кинематографической картине подросткового третирования. 5) Идентифицировать те аспекты действительного буллиинга старшеклассников, улавливаемые художнической перцепцией и находящие отражение произведениях, но которые на данный момент ещё не стали объектом научной рефлексии. Основная гипотеза исследования: в отсутствие достаточного числа научных исследований, посвящённых социальным изменениям в непосредственном подростковом третировании обоснованным представляется предположить, что его репрезентация в художественных фильмах и телесериалах адекватно и достаточно комплексно отражает социальную сторону данной проблемы и новейшие её трансформации. Гипотеза-следствие № 1: согласно кинематографической картине подросткового мира, основными социальными факторами возникновения буллинга являются групповые: несформированное ценностно-ориентационное единство группы; низкая сплоченность учащихся; отсутствие самоопределения личности в группе. Гипотеза-следствие № 2: согласно кинематографической картине подросткового мира, основными социопсихологическими факторами возникновения буллинга являются индивидуальные: склонность малого, но значимого числа подростков к агрессивному поведению; склонность определённого числа их сверстников к поддержке буллинга как извращённой формы социального контроля; конформность определенной части подрастающего поколения относительно девиантного давления на них со стороны агрессивного актива класса или другой общности сверстников. Гипотеза-следствие № 3: художническая рефлексия подросткового третирования несколько опережает сегодня научную его рефлексию в том, что современные кинематографисты начали уже осваивать тему новейшей трансформации обсуждаемой проблемы. Конвенциональное, отчасти наукой верифицированное, представление о третировании как специфической системе незрелых социальных отношений уже не соответствует тому, что их структура всё больше начинает воспроизводить определённые моменты социальной структуры общества в целом, особенно в плане общественной обусловленности критериев для выбора потенциальной жертвы. В теоретико-методологической основе исследования лежит представление, что познавательность экранной картины подросткового третирования можно рассмотреть с двух довольно разных концептуальных подходов: символического интеракционизма и поструктурализма. В первом смысле обоснованным представляется предположить, что кинематографисты сравнительно точно репрезентируют те социальные значения, которые подростковая и, отчасти, учительско-родительская среда, приписывают различным аспектам третирования. То, что для юных агрессоров и их жертв оно является, в первую очередь, именно социосимволической деятельностью, пока находит гораздо большее отражение на экране, чем в научных публикациях. Для юных кино- и телегероев участие в третировании – проявление более глубоких и более существенных проблем в их системе социальных отношений, а не феноменальный атрибут неспокойности подрастающего поколения. Выбирая объект нападок, подбирая некую группу поддержки, продумывая обидные символы, потенциальные киносубъекты агрессии обозначают для себя и других своё место в данной общности сверстников, особенности формирования и функционирования отношений в ней, характер её интеграции (пусть, бывает, и минимальной) во взрослую микросреду. Нечто подобное совершают и объекты репрезентируемой агрессии, определяясь с тем или иным ролевым поведением в отношении нападок: смириться; рационализировать своё терпение; продумать способы избегания их в будущем; найти группу эмоциональной поддержки; как-то сопротивляться. В значительной степени, подобные размышления и в жизни и в фильмах основаны не столько на поведенческих референтах, сколько на значениях, им приписываемых. Постструктуралистский подход к социальной коммуникации ценен для нас тем, что акцентирует внимание исследователя на институциональной заданности любого публичного дискурса по какой-либо значимой проблеме. Помимо постструктуралистски концептуализируемых недостатков подобной детерминации в отношении интерпретативной свободы реципиента, она обладает преимуществом в плане приобщения заинтересованной аудитории к системе понятий, в рамках которой представители данного института намерены решать данную проблему. Это справедливо в отношении взрослых участников дискурса. Подрастающее же поколение не может ни адекватно включиться в коммуникацию такого рода, ни деконструировать её институциональные, им чуждые, смыслы в рефлексивном ключе, а не в примитивно луддистском. Нескольку в пику пострукутуралистской позиции, но и отталкиваясь от неё, мы утверждаем, что практики игрового кино и телевидения могут представлять собой институт, способный предложить юношеству и обществу открытую, интерпретативно стимулирующую коммуникацию относительно социальных проблем подрастающего поколения, третирования в том числе. В отличие от науки качественное популярное искусство может предложить целевой аудитории, в обсуждаемую проблему вовлеченную, картину социального мира в образах, ему подобных, что способствует рефлексии реципиента относительно их действительных референтов. Задача науки здесь в том, чтобы строго изучить данную репрезентацию и переплавить результаты исследования в методику изыскания реального положения в затронутой сфере. В основе эмпирической базы исследования лежит признанная классической методология количественного контент-анализа художественных фильмов под авторством известного западногерманского учёного М. Крóнер. Исследователь изучила социальное содержание продукции т.н. "молодого немецкого кино" (1962–1969 гг.), лидеры которого (прежде всего, режиссёры А. Клюге и Р.-В. Фассбиндер) специально ставили перед собой задачу критически отражать общественную действительность, внести "социологический вклад" в её понимание социумом. Анализ показал, что фильмы давали весьма ограниченное отражение совместной жизни разных уровней. Хотя их создатели стремились к критическому осмыслению общественной действительности, положение человека в её решающих сферах, производственной и политической, они не показывали. Внимание сосредотачивалось на проблемах и конфликтах частной сферы. В нашем исследовании предполагалось получение иного результата на основе представленной эмпирической методологии. Количественный контент-анализ позволяет выявить уникальность в подходе к подростковой и юношеской тематике в художественных фильмах поздне-советского, постсоветского и современного российского периодов. Необычность, для мирового опыта, положения отечественных кинематографистов в социуме, универсальность его моральной тревоги относительно судеб подрастающего поколения, острота его социальных проблем, характерных для переходного общества, способствовали формированию на российском экране довольно реалистичной картины соответствующего кризиса. Вооружившись результатами системного анализа научных публикаций о таком элементе этого кризиса, как нарастание подросткового третирования, можно разработать методику контент-анализа молодёжной кинотематики двойного назначения: во-первых, установить, насколько эмпирически верифицированная картина юношеской агрессии находит своё отражение на художественном экране; во-вторых, выявить те новейшие особенности данной проблемы, которые уже освоила художническая интуиция, но к которым пока не обратилась рефлексия научная, – с целью обозначения контуров новой исследовательской проблемы. Положения, выносимые на защиту: 1. Третирование старшими школьниками друг друга является неотъемлемой частью общего среднего образования практически на всем протяжении его существования. Одной из выпуклых особенностей его функционирования в современной школе является обретение им характера социальной роли: большинство ребят, как бы они ни относились к непосредственной агрессии в своей среде, считают, что в каждой общности сверстников должны быть унижаемые и унижающие – при численном превосходстве первых. Преимущественно непосредственное третирование, даже в наш век доминирования интернет-коммуникации, отличается определенным диапазоном и психического эффекта воздействия (от досады до травмы) и социального. Последний выражается преимущественно в характере и качестве интеграции субъекта и объекта травли в различные общности как сверстников, так и в общности взрослых: родителей, родственников, соседей и учителей. Сложная природа современного подросткового третирования означает, что невозможно провести какие-то строгие демаркационные линии между группированиями агрессоров и жертв: и те, и другие представляют как разные, так и схожие социоэкономические категории: и те, и другие могут быть из семей благополучных и дружных: и те, и другие могут быть плотно вовлечены в общности сверстников, но, справедливости ради, дифференцированные. Слабый контакт с учителями может быть одинаково характерен для субъектов и объектов травли, а вот регулярное общение с ними наблюдается чаще все-таки среди жертв. 2. Для классического этапа освоения мировым кинематографом темы школьного третирования характерна её картина, представленная в такой работе одного из основоположников современного французского кино Ж. Виго, как «Кол за поведение» (1933 г.). Конфликты между ребятами среднего школьного возраста были эффектно представлены как следствия конфликтов между ними и учителями. С тех пор основной парадигмой западной кинематографизации проблемы является показ попыток старшеклассников сформировать плотно интегрированные общности, духовно противостоящие учительству, – общности разные для субъектов третирования и для его объектов. При всей признаваемой общественной значимости подобных произведений они занимают маргинальное положение в структуре текущего репертуара кинотеатров западных стран и, в меньшей степени, телевидения, т.к. доминирует в нем сугубо развлекательное подростковое кино. На отечественном экране тема одновременно и трудных подростков, и конфликтов в их среде впервые громко прозвучала в фильме «Путевка в жизнь» (1931 г.), где третирование сильного еще более сильным окрашивалось в тона ценностного противостояния. Фильмы более позднего времени – «А если это любовь» (1961 г.), «Мужской разговор» (1968 г.), «Обвиняются в убийстве» (1969 г.) – закрепили склонность отечественных кинематографистов к изображению третирования как извращенной формы интеграции нестандартной юной личности в чуждый для нее коллектив, осуществляемой посредством внешнего и внутреннего нивелирования необычности. Фильмы «Не болит голова у дятла» (1975 г.), «Пацаны» (1983 г.), «Чучело» (1984 г.), «Дорогая Елена Сергеевна» (1988 г.) добавили в указанную картину такую деталь, остающуюся актуальной до сих пор, согласно которой издевательство одних старшеклассников над другими при попустительстве взрослых, – следствие слабой интегрированности социальных групп, членами которых ребята являются вне школы. В значительной степени этот аспект темы является центральным для постсоветских и современных российских кино- и телекоммуникаторов, «школьные произведения» которых, в отличие от работ их коллег на Западе, занимают довольно значимое место в функционирующем репертуаре российских кинотеатров и центральных каналов эфирного телевидения. 3. Третирование является практически не изживаемым атрибутом среднего образования с момента начала его институционализации. Одна из причин – критериальность подросткого и юношеского восприятия членов учебных коллективов, неприятие кого-то из них в соответствии с определёнными признаками. В отношении российского подрастающего поколения можно говорить о двух совокупностях признаков жертвы: относительно перманентных, а также и более современных, так или иначе отражающих нынешнее состояние российского общества. К сравнительно непреходящим критериям третирования относятся: необычность внешности, сконструированной в том числе, и явного поведения данного школьника; его слабая интегрированность в какую-либо неформальную общность сверстников; явная ориентация жертвы на взрослых как на референтную группу; её принадлежность к одному из двух крайних позиций континуума успеваемости – круглый отличник, либо патологический двоечник. Усложнение общественной жизни современного российского социума отражается и в усложнении приведенного критериального восприятия: к перманентным критериям агрессивного восприятия иных школьников добавились социоструктурные признаки – социально-экономический критерий, прежде всего, в соответствии с которым нападкам подвергаются ребята с низким уровнем потребления. Бóльшую, чем когда бы то ни было, негативную значимость приобрёл социодемографический признак, по которому агрессии подвергаются ребята нетитульной этнической принадлежности. Проявляет себя и социокультурный критерий, в рамках применения которого жертвами третирования становятся явные сторонники тех молодёжных субкультур, которые не принимает большинство соответствующих сверстников. Традиционный для третирования гендерный критерий также обрёл сегодня более зловещую значимость: сегодня объектами жёсткого третирования всё чаще являются девочки, при чем не только со стороны своего пола, но в определённой степени и противоположного. 4. В данном исследовании была предпринята попытка интеграции количественного контент-анализа (изучение собственно «текста») с интерпретативным вариантом метода, рассчитанным на изучение материалов с большой долей латентного, в том числе несловесного содержания. Сложное соотношение денотации и коннотации было нами изучено на трех уровнях сигнификации социально-акционного образа: предиконографическом (установление конкретной референтности персонажей), иконографическом (идентификация социальной значимости третирования – в её художественном преломлении), а также иконологическом (поиск обусловленности третирования широким контекстом его функционирования в отношениях между старшеклассниками). 5. Как социальные агенты художественные коммуникаторы кино и телевидения стремятся к формированию определенного отражения институтов общества, образовательных в том числе. Поскольку художническое восприятие социального мира не опирается так строго на методику общественных наук, отображение институтов в нем зачастую имеет превратно реалистический характер. Научное изучение кинематографической рефлексии относительно социальных проблем среднего образования позволяет эксплицировать такие аспекты в отношениях старшеклассников, которые до определенного момента недоступны рациональному, исследовательскому восприятию. Однако их улавливает чувственная и интуитивная рецепция кинематографистов.