«Изгнание»

Второй фильм Андрея Звягнцева – «Изгнание» - также имеет в своей основе библейский сюжет. На сей раз – это история изгнания из рая. Его действие начинается и заканчивается на фоне идиллического пейзажа. И здесь с самого начала режиссер дает зрителю понять, что в финале его ожидает трагедия, которая снова происходит из-за недопонимания между близкими людьми.
Причем здесь недопонимание возникает не потому, что люди не могут или не хотят раскрыть свои чувства, а потому, что они, в данном случае – муж и жена, говорят на разных языках и как будто принадлежат разным мирам – миру горнему (жена) и миру дольнему (муж).
Если в первой картине режиссера одним из главных инструментов воздействия на зрителя был визуальный ряд, то в «Изгнании» на первый план выходит музыка. Именно она, скорбная и торжественная, вводит зрителя в атмосферу фильма и исподволь готовит его к грядущей трагедии.
Почти с самого начала режиссер говорит со зрителями на языке библейской символики: дочь главных героев фильма зовут Евой, и мать просит ее подать ей яблоко. Возможно, зритель здесь умышленно вводится в заблуждение, ведь за этой сценой следует признание якобы неверной жены о том, что она ждет ребенка, и ее муж не является его отцом. Кажется, что здесь все прозрачно: мать вкусила «запретный плод», что привело ее к грехопадению. Но в фильмах Звягинцева не может быть ничего, настолько прозрачного и однозначного.
Есть в «Изгнании» и еще один библейский мотив – это мотив Благовещения, возможно, слишком навязчиво подчеркнутый звучанием «Магнификата» Баха и демонстрацией в кадре пазла картины Леонардо да Винчи «Благовещение», который собирают дети.
Характерно, что самим Андреем Звягинцевым мифологизация образов воспринимается как почти обыденное явление: «Миф – это абсолютная реальность. Мы просто думаем, что это как бы некая интеллектуальная игра. Но мы живем мифом. Он в нас живет, нам только нужно его вскрыть, обнаружить».
Героиня фильма Вера с самого начала ведет себя, как жертва. Она всегда зависима и безынициативна. И в то же время она – главный стержень, вокруг которого развивается сюжет картины. Вера и ее муж Алекс – не просто воплощение мужского и женского начал, они словно принадлежат разным мирам. Поэтому Вера больше общается с дочерью, а Марк – с сыном и братом, который словно воплощает темную сторону его души.
Помимо эмоциональной составляющей картины, Звягинцев воздействует на зрителя при помощи цветовой символики. В одном из эпизодов картины Вера очень быстро – одно за другим – меняет платья. Сначала она в белом, затем – в голубом, а потом - выходит из дома в красном. Со времен язычества белый цвет считался цветом траура. Несмотря на то, что в христианстве его символика меняется, священники проводят обряд отпевания в белых рясах. Голубой – цвет небесной любви, традиционный цвет Богоматери. Красный считается цветом «неизреченной любви Бога к роду человеческому, цвет радости и цвет жертвоприношения».
Зрителю словно предлагается разгадать ребус, понять, что ожидает Веру впереди. Роль, которая предназначена ей, - это роль жертвы.
Символика цвета продолжает разрабатываться и дальше. Когда Марк привозит врачей, чтобы избавить Веру от нежеланного ребенка, они одеты в черное, словно ангелы смерти. А потом дом погружается в темноту и тишину. Так исподволь возникает предчувствие беды, повергая зрителей в смятение, заставляя их с полным основанием беспокоиться за героиню.
Еще одно появление врача, который тоже одет в черное, - это уже не предвестие, а констатация смерти Веры. Потрясением для персонажей и зрителей становится известие о том, что смерть героини вызвана не последствиями операции, а большой дозой принятого ею снотворного.
Очередным потрясением для зрителя становится неожиданная смерть Марка

. Зритель понимает, что именно Марк является причиной гибели Веры: он привез врачей, лишивших ее нового материнства, он оттянул приезд другого врача – того, который еще мог спасти героиню.
На протяжении всего фильма Звягинцев заставляет зрителя задуматься о символике имени своей героини. Вера здесь – воплощение веры в Бога. Именно эту Веру подсознательно стремится уничтожить и как можно быстрее похоронить Марк. Но, похоронив ее, он сразу умирает сам, ведь человек не может жить без веры.
Это отнюдь не последний урок и не последнее потрясение, приготовленное для зрителя режиссером. Далее следует уже знакомый по «Возвращению» прием, когда все переворачивается с ног на голову, и смысл произошедшего настолько радикально меняется, что кажется, чтобы по-настоящему осмыслить его, его необходимо пересмотреть заново.
То, что следует далее, - повергает героя картины Алекса и зрителей в промежуточное состояние между сном и явью. Зрителю вновь предлагается разгадать загадку, понять, где заканчивается сон и начинается явь. Толкование здесь может быть двояким. Для кого-то все дальнейшее развитие событий является сном Алекса, для кого-то – пробуждением.
Дело в том, что далее режиссер возвращает героев и зрителей в прошлое, показывая не смерть, а спасение Веры. Однако это не два варианта одного и того же финала – прием, к которому иногда прибегают режиссеры. Это рассказ о том, что на самом деле произошло в отсутствии Алекса, и, вместе с тем, наглядная демонстрация того, что человека всегда можно спасти, если захотеть этого.
В этом рассказе Вера тоже принимает снотворное и звонит Роберту, которого Алекс – как оказалось, ошибочно считает отцом ее нерожденного ребенка. И Роберт мчится на его зов, отпаивая женщину водой, не давая ей уснуть, давая понять, что она не одинока, а ведь это – именно то, чего она ждала от Алекса.
Еще один режиссерский и драматургический прием Андрея Звягинцева – демонстрация созвучия жизни человека и жизни природы. История смерти Веры сопровождается постоянно льющимся дождем, словно Господь, в очередной раз ужаснувшись греховности человеческой жизни, решил устроить второй всемирный потоп. В истории спасения героини над миром снова восходит солнце. Почтальон Макс, принесший Вере «благую весть» - письмо, подтверждающее ее беременность, роняет его и, чтобы поднять, опускается на колено. Данная сцена перекликается со сценой Благовещения, какой она предстает на полотнах великих мастеров.
И тут выясняется, что, на самом деле, Вера не изменяла своему мужу – ребенок, которого она ждет, - это ребенок Алекса. На сей раз, режиссер ставит зрителя в тупик. Теперь он просто не может понять причины самоубийства героини. А Вера говорит о том, что все люди – не только дети своих родителей, но и дети Божьи. И еще жалуется на то, насколько она одинока и говорит о том, что если все будет так продолжаться, то будущий ребенок, по сути, станет мертвым еще до своего рождения, а она не хочет рожать мертвых.
Кинокритик Евгений Васильев считает, что этим ответом Звягинцев отвратил зрителей от фильма, опрокинув его сюжетную схему: «В «Возвращении» Звягинцеву удалось аккуратно закутать философскую притчу в земную историю. В «Изгнании» он пожертвовал земной историей ради философской глубины высказывания».
Финал фильма «Изгнание» о том же, о чем фильм «Возвращение». В нем отец возвращается к своим детям. Видимо, не зря Отца из «Возвращения» и Алекса играет один и тот же актер – Константин Лавроненко. Но если в первом фильме возвращение приводит к гибели, то во втором – возможно, приведет к возрождению. Данный параллелизм концовок также является драматургическим приемом Андрея Звягинцева, понятым, к сожалению, далеко не всеми.
Фильм «Изгнание» снят по мотивам повести Уильяма Сарояна «Что-то случилось», в которой на самом деле была рассказана история измены