Характеристика уголовного законодательства в первые годы советской власти

Руководящие начала по уголовному праву РСФСР 1919 г.
Руководящие начала по уголовному праву РСФСР 1919 г. (далее по тексту – Руководящие начала), как известно, не имеют Особенной части и, помимо введения, состоят из восьми разделов: 1) об уголовном праве; 2) об уголовном правосудии (норма, содержащаяся в этой главе, имеет не уголовно-правовой, а судоустройственный и процессуальный характер); 3) о преступлении и наказании; 4) о стадиях осуществления преступления; 5) о соучастии; 6) о видах наказания; 7) об условном осуждении; 8) о пространстве действия уголовного права. Указанные разделы включают в себя 27 статей. Характеризуя структуру Руководящих начал, В. П. Коняхин пишет, что они унаследовали многие черты общей части дореволюционного уголовного законодательства. Введение (преамбула) – нетипичный элемент нормативного правового акта первых лет советской власти. В литературе его наличие объясняется особенностями сложившегося момента. При разработке Руководящих начал авторы документа вынужденно преследовали решение по крайней мере двух взаимосвязанных задач: во-первых, дать судам и военным трибуналам необходимые ориентиры в определении преступности и наказуемости деяния; во-вторых, в самом сжатом виде сформулировать общее представление о задачах и сущности советского права вообще и уголовного права в особенности . Некоторые ученые о введении высказывались достаточно восторженно, другие же, наоборот, достаточно резко его критиковали.
В ст. 1 Начал дается дефиниция права вообще, отражающая взгляды П. И. Стучки на природу и сущность социалистического права. В ст. 2 и 3 Руководящих начал закрепляется понятие уголовного права и формулируются его задачиСопоставление содержания ст. 1 и 2 Руководящих начал свидетельствует о наличии известного противоречия; получается, что право, являясь системой общественных отношений, само призвано охранять систему последних. В литературе утверждается, что впервые в истории уголовного законодательства понятие преступления, сформулированное в Началах, основано на его материальной характеристике: «Преступление есть нарушение порядка общественных отношений, охраняемых уголовным правом. Преступление, как действие или бездействие, опасное для данной системы общественных отношений, вызывает необходимость борьбы государственной власти с совершающими такие действия или допускающими такое бездействие лицами (преступниками)» (ст. 5 и 6). Как известно, материальное понятие преступления показывает его социальную сущность; оно содержит такой признак, как общественная опасность, причем отраженный в дефиниции не в абстрактной форме, а с указанием той социальной ценности, которой деянием причиняется вред. Поэтому приведенное утверждение не совсем точно. Формальный признак преступления (предусмотренность в уголовном законе) практически не просматривается, в дефиниции лишь говорится о нарушении «порядка общественных отношений, охраняемого уголовным правом» . Нетрудно убедиться, что из этого прямо не вытекает вывод о формальном определении преступления (указание на «порядок ... общественных отношений, охраняемый уголовным правом» само по себе еще не свидетельствует о противоправности как признаке преступления).
Руководящие начала не содержат понятия вины, не указывают на ее формы. Скорее всего, сказались метания представителей науки уголовного права. Ряд ученых, исходя из социологической концепции, отрицали значение вины как субъективного элемента основания уголовной ответственности; умыслу и неосторожности придавали лишь «некоторое значение признаков, свидетельствующих о характере личности» 6 . В связи с этим в литературе говорилось, что Руководящие начала «отбрасывали вообще вину как выражение формы уголовной ответственности, как выражение определенного общественного отношения». В Началах вина напрямую связывалась с индивидуализацией наказания. В ст. 12, посвященной учету ряда обстоятельств при выборе вида и размера наказания, предписывалось выяснение цели совершения преступления. В связи с этим в советской литературе утверждалось, что «правильнее говорить о непоследовательности авторов Руководящих начал в вопросе о вине, когда, отказавшись от термина вина, они тем не менее ставили содержание психического отношения преступника к совершенному им деянию в прямую связь с индивидуализацией уголовной ответственности»

. По нашему мнению, сказанное в полной мере не вытекает из содержания ст. 12 Руководящих начал. Цель совершения преступления как мысленная модель будущего его результата, к достижению которого стремится лицо при совершении деяния, отнюдь не тождественна вине – психическому отношению лица к совершаемому им общественно опасному деянию, предусмотренному уголовным законом, и к его общественно опасным последствиям.
Не менее принципиальным вопросом, чем вина, было отношение к наказанию. В Руководящих началах последнему посвящено 12 статей из 27 (нормативный материал расположен в трех разделах – 3, 6 и 7). Наказанием признавались меры принудительного воздействия, посредством которых власть обеспечивает порядок общественных отношений от нарушителей последнего (ст. 7). В ст. 8 Начал задачей наказания объявлялась охрана общественного порядка от совершившего преступление или покушавшегося на совершение такового и от будущих возможный преступлений как данного лица, так и других. Обезопасить общественный порядок от будущих преступных действий лица, уже совершившего преступление, предполагалось либо путем приспособления преступника к данному общественному порядку, либо, если не поддается приспособлению, путем его изоляции, а в исключительных случаях – физического уничтожения. При выборе наказания следовало иметь в виду, что преступление в классовом обществе вызывается укладом общественных отношений, в котором живет преступник, именно поэтому наказание не есть возмездие за «вину», не есть искупление вины. Являясь мерой оборонительной, наказание должно быть целесообразным и в то же время лишенным признаков мучительства; оно не должно причинять преступнику бесполезных и лишних страданий (ст. 10). Учение о наказании в советском уголовном праве базируется на положениях, высказанных руководителями Коммунистической партии, в первую очередь В.И. Лениным, сформулированных в партийных документах . В первые годы советской власти оно начало развиваться в двух концептуальных направлениях.
Как отмечал М. Д. Шаргородский, «в период проведения Великой Октябрьской социалистической революции партия создала учение о двуединой задаче наказания». Первой составляющей была политическая задача, второй – воспитательная. Задачи подавления и воспитания, убеждения и принуждения находят свое выражение в законодательных актах, принимавшихся в 1917-1918 гг.4 В Руководящих началах подчеркивался откровенно классовый характер наказания. Так, в ст. 12 говорилось: «При назначении наказания в каждом отдельном случае следует различать: а) совершено ли преступление лицом, принадлежащим к имущему классу; с целью восстановления, сохранения или приобретения какой-либо привилегии, связанной с правом собственности, или неимущим в состоянии голода или нужды; б) совершено ли деяние в интересах восстановления власти угнетающего класса ...». Руководящие начала вопрос о видах наказания решали оригинально – они давали перечень примерных его видов, в который входили: 1) внушение; 2) выражение общественного порицания; 3) принуждение к действию, не представляющему физического лишения (например, пройти известный курс обучения); 4) объявление под бойкотом; 5) исключение из объединения на время или навсегда; 6) восстановление, а при невозможности его – возмещение причиненного вреда; 7) отрешение от должности; 8) воспрещение занимать ту или иную должность или исполнять ту или другую работу; 9) конфискация всего или части имущества; 10) лишение политических прав; 11) объявление врагом революции или народа; 12) принудительные работы без помещения в места лишения свободы; 13) лишение свободы на определенный срок или на неопределенный срок до наступления известного события; 14) объявление вне закона; 15) расстрел.
Таким образом, при оценке природы и сущности Руководящих начал надо иметь в виду исторический момент и в первую очередь отсутствие каких-либо примера и опыта формирования уголовного законодательства нового типа