Град Божий и Град Земной у Аврелия Августина

С приходом Иисуса Христа начинается «существование во времени» этого «нового народа», которое продлится до Судного дня: «После этого дня, с уничтожением ветхого человека, произойдет та перемена, которая обещает ангельское жизни...». Этот период – от Христа до Судного дня, – Августин назвал «старостью человечества» и его можно рассматривать как преддверие царства Божьего, к которому попадут только праведники, «преданные единому Богу». Если от Адама до Иоанна Крестителя люди, отвернувшись от Бога, все больше увязали в греховности и лишь немногие, кто жил «в некоторой рабской праведности», то послав Христа, Бог дал людям образец и заповеди праведной жизни, которое и обеспечит тем, кто их будет соблюдать, Царство божие. Как раз на Страшном суде и будет определено праведных и грешных – отделено «овечек» от «козлищ»: «...Ибо все мы восстанем, но не все изменимся. Народ благочестивый восстанет для того, чтобы остатки своего ветхого человека переменить на нового; народ же нечестивый, живший от начала до конца ветхою человеком, восстанет для того, чтобы подвергнуться вторичной смерти».
Итак, Августин применяет здесь идею «теократического» государства Платона – государства как «преддверия града божьего», цель которого заключается в подготовке к Страшному суду и является, таким образом, моральной целью. Однако, Августин не предлагает, как это сделал Платон, проекта «идеального» государства, согласно которому можно было бы превратить «земное» государство в «теократическое» – это противоречило бы его концепции личности как «образа и подобия божия». Наоборот, по Августину, все должно оставаться на своем месте, потому что «покорение царям и вообще высшей власти» необходимо для государственной жизни.
«Град земной» - от дьявола, потому что рожден он из «испорченной грехом природы человека», из «любви к себе, доведенной до презрения к Богу». Над «Градом земным», пишет мыслитель, «царит похоть господства, которое управляет и правителями его, и покоренными ему народами».
Это – государство, что представляет собой свою собственную действительность, суть которого заключается в «опустошении души смертных своим господством». Так было до Христа, если так же осталось и после – значит, это в намерениях божьих. Тем же, кто желает жить не «по плоти», а «по духу», необходимо создать «град божий на земле» – внутри «града земного», мирно сосуществуя с этим последним

. В этом «граде небесном» граждане не царят друг над другом (что противоречит замыслу Божьему), а «из любви служат взаимно друг другу и пресвитеры, управляя, и подчиненные, слушаясь». Августин так определил задачу «града небесного»: «..Град небесный, пока находится в земном странствии, призывает граждан из всех народов и набирает странствующее общество во всех языках, не придавая значения тому, что есть различного в правах, законах и учреждениях, которыми мир земной устанавливается или поддерживается; ничего из последнего не отменяя и не разрушая, а напротив, сохраняя и соблюдая всего, что хотя у разных народов и является разным, но направляется к одной и той же цели земного мира, если только не препятствует религии, которая учит почитанию единого высочайшего и истинного Бога».
Итак, «град земной» служит для того, чтобы через посредничество «действительности града земного «быть» перед изображением града небесного». Собственно говоря, Августин на самом деле создал «передизображение» (прообраз или даже модель) средневекового государства, потому что его концепция «двух градов» удивительным образом подошла для объяснения тех социально-политических реалий, которые определяли жизнь Европы в V – первой половине XVII века. Через все Средневековье прошло негативное отношение к государству как к «порождению дьявола», где правит «похоть господствования», что «опустошает души», то есть «лишает их достоинства в глазах Божьих».
«Христианин» и «гражданин» – понятия несовместимые, потому что служение «граду земному» неуклонно изымает из «града небесного», а следовательно, создать на основе таким образом понятной личности благоустроенную державу с постоянными институтами невозможно. Кроме того, индивида, осознавшего ценность своей личности как «образа и подобия Божьего» зря зажигать идеями «Родины», «народа» или «Империи» и побуждать к разному роду великим свершениям. Консолидация социума значительного масштаба в Средние века происходила только при наличии четкой религиозной цели – такой как «защита веры», «распространение Христовой веры» и, как апофеоз, – «освобождение гроба Господня»