Эволюция представлений о вине как элементе субъективной стороны преступления

Ядром субъективной стороны преступного посягательства, его стержневым элементом является вина, отражающая внутреннее негативное отношение субъекта к соблюдению нормативно предусмотренной модели поведения. В свою очередь умысел выступает формой вины наряду с преступной неосторожностью. В этом случае говорят об умышленной вине, о вине в форме умысла.
Говоря об эволюции представлений об умышленной вине в отечественной правовой доктрине следует указать на определенную преемственность в понимании субъективной стороны правонарушения в дореволюционной, советской и современной юридической науке.
Окончательное выделение внутренней (субъективной) стороны состава преступления в качестве самостоятельного элемента произошло в юридической науке во второй половине XIX в.
Известно, что на раннем этапе развития государства и права преобладал материальный взгляд на противоправное деяние. Правонарушением признавался любой вред, причиненный субъектом, независимо от его внутреннего отношения к содеянному. В античном мире и в эпоху Средневековья деяние зачастую признавалось противоправным только исходя из фактических размеров причиненного вреда личности или имуществу, т.е. в законодательстве и в судебной практике долгое время сохранялись признаки объективного вменения.
Лицо, причинившее вред, могло нести ответственность, даже в том случае, если его действия были невиновными, в том числе за случайное причинение вреда. Таким образом противоправное всегда сливалось с вредоносным, а вредоносное долгое время расценивалось как противоправное. Следует отметить, что в средневековом обществе наказуемой считалась даже «злая воля», не нашедшая еще своего воплощения в противоправном деянии.
С развитием представления о преступлении как о нарушении норм, установленных государством, стали обращать внимание и на внутреннюю (субъективную) сторону преступного посягательства. Преступление начинают рассматривать с учетом субъективной связи преступника с вредоносным результатом.
В отечественной юридической науке исследователи обратили свое внимание на субъективную сторону преступного деяния в первой половине XIX в. В данный период развития юридической науки субъективная сторона преступного посягательства по сути отождествлялась с виной. Видный российский ученый-криминалист Г.И. Солнцев (1786–1866) отмечал, что для признания деяния преступным недостаточно одного только факта причинения вреда вменяемым лицом. Противоправным должно признаваться то деяние, которое совершено вменяемым субъектом виновно – умышленно («злонамеренно») или по неосторожности. Другой российский криминалист XIX столетия С.И. Баршев (1808–1882) также отмечал, что даже самое опасное деяние, наносящее вред, не может считаться преступлением до тех пор, пока не будет выявлено отношение субъекта (виновника) к совершенному им деянию. Таким образом, субъективный момент правонарушения, по мнению С.И. Баршева, важнее объективного. Наказание за совершенное деяние и его последствия без учета субъективной стороны утрачивает свой разумный характер и превращается в простые побои.
По мнению И.Я. Фойницкого (1847–1913), без учета субъективной стороны деяния, «наказание становится злом, превращается в меру произвола».
Н.С. Власьев (1833–1873) в свою очередь отмечал, что преступление представляет собой единение субъективного и объективного моментов противоправного деяния, «тождество воли и факта»

. То есть умысел, не воплощенный в деянии или деяние, не охваченное волей субъекта, исключают вменение.
Большинство российских исследователей XIX столетия рассматривали субъективную сторону правонарушения в качестве обязательного элемента состава правонарушения (преступления).
Н.С. Таганцев (1843–1923), рассматривавший состав преступления как совокупность существенных признаков, необходимых для признания известного деяния преступлением, выделял три элемента состава преступления: 1) действующее лицо-виновник преступления; 2) объект преступления – то, на что направлено преступное деяние; 3) преступное действие, рассматриваемое как с внешней, так и с внутренней его стороны. Таким образом, Н.С. Таганцев, как и некоторые другие исследователи, объединял субъективную и объективную стону состава преступления в один элемент. Подобную точку зрения разделял И.Я. Фойницкий, полагавший, что «преступное деяние даже мысленно не может быть отделено от личного психического состояния преступника, составляя лишь внешнее выражение его, а не отдельно стоящую от него объективную величину».
В свою очередь А.Ф. Кистяковский (1833–1885) отмечал, что преступление немыслимо, если отсутствует хотя бы один из существенных признаков состава преступления. А.Ф. Кистяковский выделял четыре элемента состава преступления, которые органически слиты друг с другом в одном деянии. По мнению ученого, разделить эти элементы можно лишь мысленно. При этом внутренняя сторона преступления распознается через его внешнюю сторону. Под внутренней (субъективной) стороной преступления А.Ф. Кистяковский понимал отношение воли субъекта к преступному действию.
По мнению С.М. Будзинского субъективная и объективная сторона правонарушения тесно взаимосвязаны. Внутренняя (субъективная) сторона правонарушения – это «семя, из которого развивается внешняя (объективная сторона); она заключает в себе то, что происходит в глубине души виновника, что недоступно нашим чувствам». Объективная сторона включает в себя внешние действия субъекта и их последствия.
П.П. Пусторослев (1854–1928) отмечал, что субъективная сторона правонарушения характеризует внутреннюю готовность человека совершить преступное деяние.
Д.А. Дриль понимал под субъективной стороной преступления внутренние душевные процессы, которые происходят в субъекте преступного деяния. Следует отметить, что Д.А. Дриль предпринял попытку исследовать формирование цели противоправного поведения субъекта. Он справедливо отмечал, что основной причиной (источником) деятельности субъекта, в том числе противоправной, являются его потребности. Удовлетворение потребностей становится целью. В момент совершения преступного деяния внутренняя решимость субъекта переходит в его волевой акт, т.е. внутренние психические процессы находят проявление во внешних действиях правонарушителя. В этих противоправных действиях субъект видит средство для удовлетворения возникшей у него потребности.
Таким образом, важным достижением отечественной юридической науки XIX – начала XX столетия стало выделение в самостоятельный элемент состава правонарушения его внутренней (субъективной) стороны, которая в дореволюционной российской науке в основном отождествлялась с виной