Трактовка «Левиафана» со стороны К. Шмитта

Трактовка «Левиафана» со стороны К. Шмитта носит весьма сложный характер, захватывая, как вопросы религии, так и процессы развития государств Нового времени, связанные с рационализацией мышления и техническим прогрессом. При этом Шмитт подчеркивает, что и для самого Гоббса понятие «Левиафана» носило сложный синтетический характер. И противоречивость образа Левиафана заметна даже на титульном листе первого издания книги Гоббса, где Левиафан изображен не в виде морского чудища, а огромного человека. А в самом тексте книги к языческой взаимоперетекаемости образов зверя и человека добавляется еще и идея чудовищной машины.
Позже в труде «О государстве» Гоббс подробнее раскрывает этот образ, добавляя сравнение Левиафана со смертным богом. Библейский образ Левиафана выбран им для акцентирования внимания на персонифицированном правителе (rector), который, будучи распорядителем огромной государственной мощи и вызывает аналогии с всевластным библейским Левиафаном. Кроме того, важным аспектом для концепции Гоббса является противостояние Левиафана и Бегемота. Где Левиафан обозначает всевластное организующее государственное начало. А столь же библейская фигура Бегемота означает революционное начало, хаос. Который постоянно подавляется Левиафаном, но никогда не может быть уничтожен окончательно, просто в силу человеческой натуры. Эта необходимость противостояния государства, как социальной общности, мятежным и себялюбивым индивидам есть центральная проблема Левиафана. Решается она только за счет того, что у людей все же есть разум, который уравновешивает неподавленные инстинкты и сексуальность.
При этом Шмитт отмечает, что ко времени написания Гоббсом книги образ Левиафана претерпел уже значительные изменения. Древний образ демонического монстра в XVI веке начал приобретать гротескные черты. Левиафан стал все больше рассматриваться просто, как огромное чудовище, некий символ необычной мощи. Отсюда библейское понимание Левиафана, как сосредоточения чего-то злого во времена Гоббса уже не воспринималось, как главное содержание его образа. И Гоббс мог использовать Левиафана в виде аналогии государства, не опасаясь, что его обвинят в очернении власти. Хотя Шмитт отмечает, что возможно Гоббс сознательно оставил определенные намеки на иные ипостаси Левиафана, но твердой уверенности в этом нет именно в силу недостатка разъяснений о трех сущностях Левиафана.
Достаточно сложной является трактовка Левиафана, как смертного бога

. Это самая универсальная из всех трактовок Гоббса, пытающаяся раскрыть все четыре ипостаси Левиафана. То есть божественную, человеческую, звериную и машинную. Соответственно, смертный бог – это своеобразная смесь языческого бога с машиной. Причем Шмитт подчеркивает, что для Гоббса понятие бога связано в первую очередь не с устройством мироздания, а с понятием власти. Там где есть абсолютная власть – там и есть бог. А государство-Левиафан и обладает неограниченной или божественной властью. При этом важно, что власть стала божественной именно после того, как приобрела абсолютный характер. Источник же этой власти вовсе не божественный, это договор, заключенный людьми. Однако после заключения договора происходит не просто суммирование воль отдельных людей, а создание некой абсолютно новой государственной общности, обладающей уникальными возможностями. И именно эти возможности и позволяют называть государство-Левиафана смертным богом.
Трактовка же государства, как суверенного представительного лица обращает внимание именно на факт заключения людьми договора, в результате которого государство становится их представителем. Однако суверенное представительное лицо есть лишь часть государства, поскольку последнее нуждается также в аппарате для осуществления своей воли. Отсюда складывается положение дел, когда суверенное представительное лицо направляет и одушевляет непрерывно растущую государственную машину. Из-за того, что государство подвергается постоянному механистическому конструированию, его душа, суверенное представительное лицо, постепенно стала тоже частью создаваемой людьми машины.
Постепенно технический прогресс привел к тому, что нынешнее государство устроено многократно сложнее, чем гоббсовское. И его могущество также сильно возросло, превращая его, по мнению Шмитта, в самодостаточный и безличный механизм принятия и осуществления решений. Процесс превращения государства в нейтральную машину начался в XVII веке и, в итоге, сделал его абсолютно безличным и техничным. Сегодня государство – это мощнейший нейтральный инструмент, которым уже могут воспользоваться разные политические силы