Философские проблемы в литературном произведении

Известный литературовед Б.М. Гаспаров не зря называл роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» «романом-мифом». Также не случайно до сих пор принято говорить о «тайнах» романа, необходимости его «расшифровки». Это произведение практически невозможно толковать однозначно; оно представляет собой классический пример ситуации, в которой «значение» текста может коренным образом варьировать в прямой зависимости от индивидуальности самого читателя, уровня его образованности и широты кругозора, эстетических и литературных пристрастий и т.д. очень велика и философская «нагрузка» текста.
Онтологические проблемы, поднимаемые в романе. Это наиболее глубокий уровень, и в «Мстере и Маргарите» это также и базовый уровень философской проблематики – поскольку весь роман буквально пронизывает идея философского монизма (от греческого слова μόνος  - «единый», «один», единственный»).
Монизм, антидуалистичность (недвойственность) особо проявляются в образах «божественного» Иешуа и «демонического» Воланда. Воланд – Сатана, Дьявол, представитель и даже предводитель Тьмы. Но он не творит каких-то ужасных вещей, никто не умирает в муках по его воле, он не заставляет страдать безвинных. Его деяния в романе скорее вызывают удивление и даже улыбку. Его свита яркая и несуразная, достаточно вспомнить кота Бегемота, «починяющего примус».  «Зло» в романе представлено скорее самими людьми. И поступки персонажей характерны почти для любого человека, поставленного в те же рамки и условия, как показывает нам Булгаков. 
Булгаков переворачивает привычные представления о добре и зле. Этим объясняется соотношение сил света и сил тьмы в романе. В романе «Мастер и Маргарита» зло не подчиняется добру, это две равноправные силы.  Иешуа представляет добро, но он не действует, фактически он просто наблюдает со стороны. И сложно понять, зло или добро правит в Ершалаиме. В Москве же светлые силы добровольно передают власть тьме. Воланд и его свита показывают нам людей и их многочисленные пороки, но и к этому «злу» отношение автора, как и Воланда, скорее снисходительно-насмешливое (вспомним, например, как Воланд характеризует москвичей: «люди как люди…квартирный вопрос только испортил их»). 
Трактовка образа Христа (Иешуа Га-Ноцри), как и описываемые обстоятельства его жизни, не совпадают с каноническими евангельскими. Булгаков даже прямо демонстрирует недоверие к истинности текстов канонических Евангелий, говоря от имени Иешуа о Левии Матвее (признаваемом автором Евангелия от Матфея): «Ходит, ходит один с козлиным пергаментом и неправильно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил…»
Решение других философских проблем также, кажется, полностью подчинено именно этой онтологической идее единства бытия:
Гносеологические проблемы решаются в духе Платона и его идеи о том, что знание уже изначально заложено в человеке: цель учителя – не обучить, а заставить вспомнить. Вот так же и Мастер, судя по всему, парадоксальным образом не фантазирует, а «знает» из не известных пока науке источников, что именно и как именно происходило в действительности в Галилее две тысячи лет назад.
Антропофилософские проблемы

. Для Булгакова это в первую очередь проблема смерти. Очень показательная деталь – фрагмент разговора Берлиоза с Бездомным, в котором Берлиоз приводит молодому поэту аргументы против существования Иисуса Христа: «…по мере того, как Михаил Александрович забирался в дебри, в которые может забираться, не рискуя свернуть себе шею, лишь очень образованный человек, – поэт узнавал все больше и больше интересного и полезного и про египетского Озириса, благостного бога и сына Неба и Земли, и про финикийского бога Фаммуза, и про Мардука, и даже про менее известного грозного бога Вицлипуцли, которого весьма почитали некогда ацтеки в Мексике». С одной стороны, это действительно один из привычных приемов советской антирелигиозной пропаганды; с другой стороны, именно древние мистерии, посвященные «умирающим и воскресающим» божествам» (Озирису, Таммузу или Мардуку), по-своему развивали ту же монистическую традицию, что и философия И Цзин или Адвайты. В контексте романного действа, как резонно отмечает И. Белобровцева, этот мотив связан в первую очередь «с постепенным развертыванием мифологемы, ориентированной на финал трагических мифов об умирающих и воскрешающих богов, и проецируется на судьбу Мастера и Иешуа». – Этот мотив «воскресения», мистического «возрождения» к финалу романа становится одним из доминирующих: «Так в рамках текста создается авторский миф об инобытии, о воскрешении, возможности освобождения как пересечении границ земного и обретении посмертного существования».
Однако, вероятно, даже то самое «обретение посмертного существования» не может выступать в качестве «сверхидеи» такого романа, как «Мастер и Маргарита». Возможно, речь идет вовсе не о физической смерти, а о процессе, который в тех самых древних мистериях принято было называть «духовной смертью» и «духовным перерождением» и главными характеристиками которого всегда считалось трансцендирование личности за грань привычного мира, реализация ею внутренне присущего человеку потенциала – возможности подняться «над миром» и обрести знание о мире и человеке, не ограниченное привычными стереотипами, навязанными каждому его окружением и воспитанием.
Социально-философские проблемы также неотделимы для Булгакова от идеи единства. Автор иронизирует над идеологизированностью советской жизни 1920-х годов и убогой пошлостью мещанского быта, но все это кажется второстепенным и не перекрывает общего настроя сострадания к людям – не только со стороны Иешуа, но даже со стороны Воланда («Квартирный вопрос только испортил их …»)
С какими философскими концепциями пересекается текст? Сторонники философского монизма независимо от его конкретного варианта, утверждают, что бесконечное мироздание едино, связано универсальными законами, и проявляет себя через многочисленные формы. Источником для «Мастера и Маргариты» Булгакова послужили древние легенды о договоре с дьяволом и основанный на них «Фауст» Гете. Булгаков сам неоднократно подчеркивает связь своего романа с трагедией Гете - эпиграфом из «Фауста», именем главной героини («Гретхен», имя гетевской героини в «Фаусте», – уменьшительное от «Маргарита»), сюжетной линией (визит дьявола в современную реальность), красноречивыми деталями (пудель Мефистофеля – спутник Воланда кот Бегемот), в Мастере мы можем видеть трагическую фигуру гетевского Фауста и т.д