"Публично-правовой иск" как способ обжалования действий и решений судебного пристава-исполнителя

Неосмотрительное регистрационное действие государственного органа весьма сомнительно квалифицировать в качестве волеизъявления публичного собственника на выбытие вещи из его владения еще и потому, что в ст. 302 ГК РФ отсутствует юридическая конструкция "должен был предположить, что выражает волю". К неуправомоченному отчуждателю выморочная квартира попала не в результате действия со стороны собственника, а в связи с его бездействием по учету и оформлению титула, что исключает оценку такого пассивного поведения в качестве традиции.
Допустив дифференцированный подход в механизме защиты разных форм права собственности, КС РФ ушел от частноправовой логики равенства субъектов, при этом не только обеспечив справедливость защиты права собственности добросовестных граждан на жилое помещение, но и видоизменив юридическую природу конструкции ст. 302 ГК РФ, поскольку произошло слияние в один юридический акт таких правовых явлений, как внесение собственником записи в ЕГРН, признание собственником неуправомоченного отчуждения, волевое выбытие имущества из владения собственника. Это стало возможным посредством создания такой фикции, как отнесение неосмотрительного акта государственной регистрации перехода права на объект недвижимости к способу передачи данной вещи, если она принадлежала публично-правовому образованию.
Данный юридический вымысел возможен, если признать обоснованной концепцию "книжного владения", когда владение недвижимостью осуществляется не столько фактически, как господство над вещью, сколько юридически, как запись в государственном реестре прав на недвижимость. Однако при таком подходе цивилисты в принципе не допускают виндикацию недвижимости, а оспаривание записи в реестре и возврат имущества предлагается осуществлять посредством иска о признании права собственности и негаторного требования. Но тогда вопрос об ограничении виндикации даже не возникнет, а добросовестное приобретение недвижимости будет происходить на основе норм об узукапии (ст. 234 ГК РФ), что не соответствует существу правоотношений, так как давностный владелец не защищен от виндикации собственника. Полагаем, что запись в реестре представляет собой способ оформления права собственности, а владение любой вещью, как фактическое господство, должно пониматься в цивилистике в качестве обладания через фактический доступ или удержание в своей имущественной сфере одной только волей вернуться к такому обладанию.
Из практики Конституционного Суда РФ М.В. Бандо выводит общую позицию, что не должно быть прав, противопоставляемых неограниченному кругу третьих лиц, если они не отражены в государственном реестре прав. Применительно к изучаемой фабуле дела государство не сможет противопоставить всем участникам гражданского оборота свое право собственности на выморочное наследство, если оно не зарегистрировано, а внеся в лице своего регистрирующего органа запись о праве собственности частного лица на это имущество, государство создает противопоставление данной видимости права любым третьим лицам, в том числе самому себе. По общему правилу регистрационные действия государства необходимы для контроля за оборотом недвижимости и легализации вещных прав путем их фиксации в реестре. При этом по логике КС РФ неосмотрительные регистрационные действия государства при мошенничестве других лиц с публичным имуществом не столько будут выполнять данную административную контролирующую функцию в отношении гражданского оборота, сколько будут означать выражение государством гражданско-правовой воли относительно предмета сделки между частными лицами, неосознание принадлежности которого не образует извинительное заблуждение государства, если публично-правовое образование своевременно не оформило свои права на такое имущество.
А если заглянуть в ближайшее будущее? Перед частным правом появляются еще более непредсказуемые правовые фикции и новые юридические формы обеспечения стабильности гражданского оборота, так как государственная регистрация перехода прав на объект недвижимости может осуществляться на основе блокчейн-технологий с использованием смарт-контрактов. В такой ситуации распределение рисков на рынке жилья вызовет еще больше затруднений, поскольку:
1) последующий возврат сторон в первоначальное имущественное положение на основании судебного решения с аннулированием записи о трансакции будет несовместим с таким свойством блокчейна, как бесповоротность записей;
2) применение компенсаторных механизмов будет проблематичным, поскольку в такой среде состав участников является анонимизированным и отсутствует координирующий центр, который мог бы быть ответственным за неосмотрительное совершение записей;
3) наделение искусственного интеллекта деликтоспособностью на данный момент остается пробелом в праве и дискуссионным в науке, но когда программисты смогут создать робота-агента, выполняющего множество социальных ролей, тогда и возникнет потребность в юридической маске для нового субъекта, обладающего сознанием, совестью человека;
4) при цифровой репрезентации объектов гражданских прав посредством токенизации в цивилистике придется решать проблему вытеснения правовым режимом токена существующих классических правовых режимов на вещь и определять соответствующие способы защиты прав добросовестных приобретателей, что кардинально может повлиять на условия удовлетворения виндикации или ее аналога при их реализации в цифровую эпоху развития права.
Итак, с позиции классической цивилистики без ее конституционализации весьма сомнительно квалифицировать акт внесения записи в ЕГРН о праве частного лица на выморочное имущество в качестве разрешительного волеизъявления публично-правового образования на выбытие такой недвижимости из его владения как фактического состояния.
Значит, основной цивилистический аргумент в ограничении виндикации в данной ситуации следует искать в иной юридической плоскости.
Одной из актуальных проблем, стоящих перед современным процессуальным правом, является проблема осмысления такой относительно новой категории права, как публично-правовой иск. Актуальность данной проблемы связана с принятием в 2015 г. Кодекса административного судопроизводства, которым регламентируется порядок осуществления административного судопроизводства. Согласно положениям данного Кодекса "Кодекс регулирует порядок осуществления административного судопроизводства при рассмотрении и разрешении Верховным Судом Российской Федерации, судами общей юрисдикции, мировыми судьями (далее также - суды) административных дел о защите нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов граждан, прав и законных интересов организаций, а также других административных дел, возникающих из административных и иных публичных правоотношений и связанных с осуществлением судебного контроля за законностью и обоснованностью осуществления государственных или иных публичных полномочий". При этом Кодекс административного судопроизводства использует такую категорию, как административно-правовой иск, которая является достаточно новой для отечественной юриспруденции. Что же собой представляет административно-правовой иск, какова его природа? Необходимо отметить, что в юридической литературе нет однозначного ответа на данный вопрос. Существуют как сторонники, так и противники административно-правового иска. Противники концепции административно-правового иска отмечают: "...в административном же судопроизводстве исходя из понятия административного иска содержание напрямую зависит от того, какие действия обжалуются. Он может состоять в оспаривании решения органа власти, обжаловании действий должностных лиц или действий судебного пристава-исполнителя. В каждом из перечисленных случаев нет ни намека на материально-правовой интерес, т.е. в административном иске нет материально-правового требования истца к ответчику. Следовательно, предмета иска как такового нет".
Другие же авторы полагают, что административно-правовой иск имеет право на существование.
Для того чтобы понять, может ли существовать такое явление, как административно-правовой иск, необходимо вначале понять, а что такое иск и из каких элементов он состоит.
Традиционно в юридической литературе к числу элементов иска относят: предмет иска - материально-правовое требование истца и основание иска - совокупность обстоятельств, на которых основывается предмет иска.
По нашему мнению, в число элементов иска необходимо также включить объект иска: нарушенное или оспариваемое право, в защиту которого был предъявлен иск. Подобного рода классификация позволяет обосновать необходимость выделения административно-правовых исков как разновидности публично-правового иска.
Это связано прежде всего с тем, что субъективное право, которое нарушено, может быть элементом либо частноправовых отношений, либо публично-правовых отношений в зависимости от того, кто является нарушителем данного права и каков характер данного нарушения. Рассмотрим это на конкретном примере. Допустим, некий гражданин приобрел на рынке автомобиль, который оказался в угоне. Владелец автомобиля узнал об этом и предъявил иск в суд об истребовании имущества из чужого незаконного владения. Другой пример - администрация муниципального образования издала распоряжение, согласно которому весь жилищный фонд, имеющийся на территории муниципального образования, переходит в муниципальную собственность. В данном случае необходимо предъявить административно-правовой иск о признании незаконным полностью или в части решения, принятого административным ответчиком (в данном случае администрацией муниципального образования).
Кроме того, Кодекс об административном судопроизводстве предусматривает возможность предъявления требований об обязанности административного ответчика принять решение по конкретному вопросу или совершить определенные действия в целях устранения допущенных нарушений прав, свобод и законных интересов административного истца.
Также дела о взыскании с физического лица обязательных платежей и санкции рассматриваются в рамках административного судопроизводства.
Поэтому никак нельзя согласиться с утверждением некоторых авторов о том, что "в административном иске нет ни намека на материально-правовой интерес, т.е. в административном иске нет материально-правового требования истца к ответчику". Ярким примером наличия такого материально-правового требования истца к ответчику может служить требование о взыскании обязательных платежей и санкций, а также административный иск о присуждении компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок, где есть очевидное материально-правовое требование.
Возникает вопрос: является ли административно-правовой иск единственным иском, который условно может быть отнесен к публично-правовому иску, или существуют иные виды исков, которые также могут быть отнесены к публично-правовым искам?
По нашему мнению, к такого рода искам могут быть отнесены любые иски, содержащие материальные и иные требования к государству, муниципальным образованиям, органам и должностным лицам, вытекающие из публично-правовых отношений. Так, по нашему мнению, жалобы в Европейский суд по правам человека вполне можно отнести к публично-правовым искам.
Необходимо отметить, что категория "публично-правовой иск" является относительно новой и малоисследованной категорией в отечественной юриспруденции.
Вместе с тем введение в науку процессуального права концепции публично-правового иска, как иска, вытекающего из публично-правовых отношений и содержащего в себе определенное материально-правовое требование, позволило бы упорядочить систему и классификацию исков в Российской Федерации и способствовало бы обеспечению соблюдения принципа четкой дифференциации процессуальной формы, о необходимости которой говорится в специальной литературе.
В гражданском и арбитражном процессе судебное присуждение по иску об освобождении имущества от ареста предполагает совершение особого процессуально значимого действия - снятия ареста, которое производится судебным приставом-исполнителем на основании вступившего в силу судебного акта

. В этой ситуации личность собственника имущества не совпадает с личностью должника в исполнительном производстве, а сама юридическая судьба спорного имущества определяется отнюдь не волей должника или взыскателя в исполнительном производстве, а компетенцией суда и органа власти, полномочного на принудительное исполнение судебных актов, вступивших в законную силу.
В гражданском праве Германии иск третьего лица против решения о принудительном исполнении считается специальным средством защиты и "вытесняет виндикационный иск", его нормативно-правовая основа закреплена в § 771 ZPO, где в качестве основания иска названо право истца, препятствующее принудительному обращению взыскания на принадлежащую должнику по исполнительному производству вещь. В комментариях отмечается специфика данного иска и говорится, что "арест способствует возникновению публично-правовой коллизии в отношении вещи, и вследствие этого распорядительные полномочия переходят от собственника к судебному исполнителю как к государственному органу".
В подготовленном на базе Концепции развития гражданского законодательства РФ законопроекте N 47538-6 "О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации" иск об освобождении вещи или иного объекта вещного права от ареста (ч. 1 ст. 226) отнесен к способам защиты вещных прав. Положения статьи 231 ГК РФ в редакции законопроекта определяют субъектов активной (лицо, чье вещное право нарушено в результате наложения ареста на вещь) и пассивной легитимации (лицо, в интересах которого наложен арест). Предлагаемые новеллы имеют важное значение, поскольку практически исключают заявление исковых требований о снятии наложенного ареста к судебному приставу или органу следствия, что имеет место сегодня на практике. Сомнения вызывает лишь сфера применения исков о снятии ареста, ограниченная случаями нарушения вещного права.
Анализ правовой природы иска об освобождении вещи от ареста позволил ряду современных исследователей прийти к следующему умозаключению: удовлетворение иска об исключении имущества из описи аналогично гражданско-правовому эффекту других исков. Полагаем, что эта схожесть в данном случае поверхностна. На первый взгляд юридический эффект исключения из описи имущества, находящегося у собственника, аналогичен удовлетворению негаторного иска, возврат описанного имущества по существу тождественен виндикации, а возмещение убытков, связанных с наложением ареста на имущество, относится к особому средству защиты гражданских прав - применению мер гражданско-правовой ответственности. Отмеченные совпадения представляют собой лишь внешнее сходство, поскольку иск об освобождении имущества от ареста преследует принципиально иную процессуально значимую и самостоятельную цель - освобождение имущества от ареста и не направлен непосредственно на возврат конкретной вещи из чужого незаконного владения или устранение препятствий для пользования ею. Следует согласиться с позицией С.А. Красновой, что восстановление владения и устранение препятствий в пользовании вещью являются вторичными и факультативными процессуальными целями истца, заявляющего иск о снятии наложенного ареста. Важно обратить внимание и на другое внутреннее, содержательное отличие, которое состоит в том, что само предъявление данного иска происходит в силу наступления особого юридического факта - наложения ареста на имущество и (или) включения имущества в опись, в связи с чем в предмет доказывания по делу неизбежно будет включена обязанность истца доказать факт наложения ареста на вещь и его необоснованность, а возможно, и незаконность наложенного ареста. Крайняя неопределенность дальнейшей судьбы арестованного имущества, его состояния на момент вынесения решения, особый предмет доказывания, специфика предмета и оснований заявляемых исковых требований предопределяют вывод о возможности рассмотрения иска об освобождении имущества от ареста в рамках отдельного и самостоятельного способа защиты гражданских прав. Иск об исключении имущества из описи (иск об освобождении имущества от ареста) имеет самостоятельное значение и не может растворяться в каком-либо другом институте исковой защиты права собственности.
В заключение необходимо сделать вывод о том, что классификация исков может быть проведена в зависимости от характера спорного правоотношения на публично-правовые и частноправовые. При этом основное отличие публично-правовых исков от частноправовых исков состоит в том, что публично-правовые иски в отличие от частноправовых исков рассматриваются в особом порядке, предусмотренном специализированным процессуальным законодательством, в том числе Кодексом РФ об административном судопроизводстве, вытекают из публично-правовых отношений и затрагивают публичный интерес, тогда как частноправовые иски вытекают из частноправовых отношений, затрагивают частный интерес и рассматриваются в порядке, установленном гражданским процессуальным и арбитражным процессуальным законодательством. Все это обусловливает необходимость введения категории "публично-правовой иск" в научный оборот и более широкое обсуждение данной категории в научных исследованиях.
2.2 Рассмотрение и разрешение дел об оспаривании постановлений, действий (бездействия) должностных лиц службы судебных приставов
Без отнесения должника и взыскателя по делам, рассматриваемым в порядке приказного производства, к числу лиц, участвующих в деле, остаются неразрешенными вопросы о том, могут ли должник и взыскатель направлять в суд документы в электронном виде и получать копии судебных актов, иных процессуальных документов с использованием сети Интернет; в каком качестве они обжалуют судебный приказ; и др. (соответствующими правами согласно КАС РФ обладают лишь лица, участвующие в деле). Следует согласиться с тем, что для устранения такой неопределенности необходимо внести дополнения в ст. 37 КАС РФ "Лица, участвующие в деле", которыми в состав лиц, участвующих в деле, будут включены должник и взыскатель по делам приказного производства.
Также предлагается дополнить КАС РФ рядом норм, предусматривающих виды решений суда, подлежащих немедленному исполнению. К таковым относятся, в частности, решения о госпитализации гражданина в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую помощь в стационарных условиях, в недобровольном порядке, о продлении срока госпитализации гражданина в недобровольном порядке или о психиатрическом освидетельствовании гражданина в недобровольном порядке; о госпитализации гражданина в медицинскую противотуберкулезную организацию в недобровольном порядке. Немедленное исполнение этих решений согласуется с частью 2 ст. 22 Конституции Российской Федерации, в силу которой лицо не может быть подвергнуто задержанию на срок более 48 часов до принятия решения суда, и направлено на защиту здоровья, прав и законных интересов граждан Российской Федерации (проектируемые часть 6 ст. 244, часть 6 ст. 279, часть 10 ст. 280, часть 6 ст. 285 КАС РФ).
Как показывает судебная практика применения части 3 ст. 267, части 1 ст. 272, части 3 ст. 276, части 1 ст. 282, части 1 ст. 285.2 КАС РФ, нередки случаи обращения в суд с административными исковыми заявлениями, которые обладают столь существенными дефектами своего содержания, что не могут быть своевременно рассмотрены судом.
Вместе с тем буквальное толкование названных норм КАС РФ не позволяет судье незамедлительно оставить подобное административное исковое заявление без движения, указав административному истцу на недостатки заявления и предоставив разумный срок для их исправления (в них предусмотрена лишь возможность возвращения заявления по причине его неподсудности).
В свою очередь, само по себе оперативное возбуждение производства по делу не обеспечивает, а, напротив, нередко создает препятствия для своевременного рассмотрения и разрешения дела. Например, при неуказании в административном исковом заявлении сведений о сторонах, отсутствии в нем оснований предъявленного иска соответствующие недостатки приходится восполнять после возбуждения производства по делу путем истребования необходимых доказательств, проведения нескольких судебных заседаний, совершения иных процессуальных действий, влекущих значительные временные затраты.
В результате существующим правовым регулированием процедуры возбуждения производства по делу достигается лишь одна отдельно взятая цель, состоящая в быстром возбуждении судебного процесса. Однако при этом не всегда решаются задачи административного судопроизводства в целом, заключающиеся в своевременном рассмотрении административных дел по существу (ст. 3 КАС РФ).
Перечисленные обстоятельства и влекут необходимость внесения соответствующих изменений в часть 3 ст. 267, часть 1 ст. 272, часть 3 ст. 276, часть 1 ст. 282, часть 1 ст. 285.2 КАС РФ.
Повышенная оперативность рассмотрения тех или иных категорий дел административного судопроизводства оправданна, когда при соблюдении общего срока рассмотрения дела (ст. 141 КАС РФ) не разрешаются задачи административного судопроизводства, состоящие в защите нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов граждан, прав и законных интересов организаций, укреплении законности и предупреждении нарушений в сфере административных и иных публичных правоотношений (ст. 3 КАС РФ). Вместе с тем, учитывая достаточно продолжительные сроки исполнения решений судов, а также возможность принятия судом до разрешения административного дела мер предварительной защиты (например, в виде приостановления действия оспариваемого решения), отсутствует какая-либо необходимость в рассмотрении дел об оспаривании решений, действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя в пределах десяти дней со дня поступления административного искового заявления в суд. В связи с этим логично исключение из КАС РФ части 3 ст. 226, в соответствии с которой административные дела об оспаривании решений, действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя рассматриваются судом в столь сжатый срок.
Неоправданным является также установление десятидневного срока для рассмотрения административных дел, связанных с административным надзором, которые ранее рассматривались в рамках общих сроков рассмотрения и разрешения гражданских дел. Анализируемый законопроект предусматривает увеличение этого срока путем внесения изменений в часть 7 ст