Анализ пасхальных мотивов в рассказе «Архиерей»

Рассказ «Архиерей» можно отнести к пасхальным хотя бы по той причине, что действие его происходит накануне Пасхи. Начало его – суббота перед Вербным воскресеньем. Этот праздник относится к великим христианским праздникам (двунадесятый) и имеет другое название – вход Господень в Иерусалим.
Автор акцентирует внимание на том, что присущие этому празднику атрибуты герой воспринимает без радости, формально: «Под вербное воскресение в Старо-Петровском монастыре шла всенощная. Когда стали раздавать вербы, то был уже десятый час на исходе, огни потускнели, фитили нагорели, было всё, как в тумане».
Личность героя вынесена в название. Это – высокопоставленный церковнослужитель, переживающий острый духовный кризис, на проявление которого указано уже в первых строках. По причине испытываемого состояния все предметы, которые являются источниками света, видятся ему тусклыми (лампады, свечи). Всё сигнализирует о внутреннем выгорании (потускневшие огни, нагоревшие фитили).
Ничего не приносит ему радости, ни в ком он не видит индивидуальности. Таким образом, люди не кажутся ему образом и подобием Божьим. Напротив, архиерей видит перед собой безликую и серую толпу. Помимо этого он испытывает другие признаки дискомфорта – жару, духоту, бесконечность всего происходящего: «Как было душно, как жарко! Как долго шла всенощная!».
Создаётся впечатление, что герой пребывает не на всенощной, а приближается к аду, а вскрики юродивого лишь усиливают это впечатление. Физическое состояние архиерея также неблагополучно, как и духовное: «Преосвященный Пётр устал. Дыхание у него было тяжелое, частое, сухое, плечи болели от усталости, ноги дрожали».
И, тем не менее, предпосылки к преображению, к чудесным изменениям возникают уже здесь, в самом начале рассказа. Перемена начинается с появления перед архиереем женщины, похожей на его мать. Он всё ещё пребывает в своём духовном ослеплении и не различает лиц, а потому не может определить, мать перед ним или нет. Проблема становится более трудной ещё и из-за того, что он не виделся с матерью несколько лет. Однако сама мысль о матери действует на него самым благоприятным способом. В связи с этим он снова перестаёт узнавать лица людей, но по другой причине – по причине слёз: «И почему-то слезы потекли у него по лицу. На душе было покойно, всё было благополучно, но он неподвижно глядел на левый клирос, где читали, где в вечерней мгле уже нельзя было узнать ни одного человека, и – плакал. Слёзы заблестели у него на лице, на бороде».
Если рассматривать эти слёзы сквозь духовный контекст, то их нельзя считать просто выражением каких-то эмоций. Это слёзы спасения, просветления или освобождения от какого либо душевного груза, как о том свидетельствуют многие святые отцы.
Примечательно, что это настроение охватывает всех молящихся в церкви: «Вот вблизи ещё кто-то заплакал, потом дальше кто-то другой, потом ещё и ещё, и мало-помалу церковь наполнилась тихим плачем».
Эта кратковременная, прокатившаяся по всей по всей церкви тихая и умиротворённая стихия слёз – элемент чуда, признак присутствия Господа, как это следует из Евангелия: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 20:18). Именно эта мысль мастерски отражается в описаниях происходящего в храме во время всенощной в Вербное воскресенье.
Но вот чудо, подаренное Богом молящимся, заканчивается, и всё становится как прежде. По крайней мере, так кажется архиерею. Однако состояние природы подсказывает, что это далеко не так

. Едущего домой героя сопровождает непрекращающийся колокольный звон – преддверие пасхального чуда. И если людям не хватает веры, то природа, напротив, является носительницей особого знания: «Белые стены, белые кресты на могилах, белые берёзы и чёрные тени и далёкая луна на небе, стоявшая как раз над монастырем, казалось теперь жили своей особой жизнью, непонятной, но близкой человеку».
Здесь также нельзя не отметить сделанный на белый цвет акцент. Известно, что в христианской символике белый является символом святости, непорочности. Именно в белых одеждах на иконах изображается воскресший Иисус Христос. Таким образом, всё кругом пребывает в радостном ожидании Пасхи.
Можно предположить, что Пётр не видит и не замечает этого, и данное описание – это видение автора, а не героя, потому что никакой реакции архиерея на эту картину нет, как нет и указаний на то, что он замечает всё это.
Автор целенаправленно создаёт картину мира, в которой всё живое находится в ожидании чуда Воскресения. Это «дыхание весны» в пока ещё холодном воздухе, «яркость и покойность» лунного света», «приветливость, молодость, близость» всего – луны, деревьев, неба. Авторский комментарий «…хотелось думать, что так будет всегда» является отголоском евангельской мысли о вечности, о том, что смерти нет и в один прекрасный день все воскреснут, как о том говорится в одной из главных молитв православных «Верую». И всё состояние весенней природы – особое, молитвенное, которое герой не слышит.
Подтверждение того, взгляд на природу даётся со стороны, можно встретить и далее по тексту: это именно автор следит за передвижением кареты своего героя, за его въездом в город, повествует читателю о «внезапно выросшей стене монастыря» (опять-таки белой), о мелькающих монашеских фигурах в чёрном, упоминание о луне – постоянной спутнице архиерея. Всё это подводится к известию, являющегося продолжением случившегося в церкви, – известию о приехавшей матери, что тоже можно расценить как элемент чуда. Вместе с этой новостью возвращается к нему и радость, так быстро до этого потерянная:
«– Это, значит, я её в церкви видел давеча! О Господи!
И преосвященный засмеялся от радости».
Но и эта его радость его недолговечна. В скором времени вновь возвращается к нему состояние, которое мучительно для него: духота, жар, боль. И даже то счастливое чувство, вызванное встречей с матерью, всё чаще и чаще сменяется состоянием совершенно противоположным, которое можно назвать внутренним адом. И оно явно противоречит приближающейся Пасхе, предчувствие которой разлито во всей окружающей природе, в весеннем воздухе. Всё это не зря описывал автор, а для того чтобы с большей ясностью показать состояние своего героя.
Измученный болезнью, архиерей Пётр часто бывает и раздражительным, и равнодушным, то есть ведёт себя как обычный смертный. У читателя может даже возникнуть впечатление, что этот чеховский герой растерял веру и носит архиерейское облачение, как и совершает службы, формально.
Однако, если обратиться к Библии, то можно найти немало примеров, подтверждающих, что многие святые – до своей святости – совершали ошибки и не самые достойные поступки.
Это же можно сказать и об апостоле Петре, чьё имя носит чеховский архиерей (до монашеского пострига бывший Павлом, что, по всей вероятности, не является случайным совпадением). Герой Чехова, по всей вероятности, испытывает духовный кризис, подобно апостолу Петру, который, как известно из Евангелия, выказывал и непослушание, и дерзость и даже трижды отрёкся от Своего Учителя