Влияние философских идей на художественную литературу

Введение

Влияние философского дискурса на художественную литературу не подвергается сомнению современными исследователями, однако при текущем уровне теоретических гуманитарных наук оно не может быть подвергнуто точной оценки и классификации.
Разные способы функционирования философского и литературного дискурса затрудняют рецепцию оказанного влияния философских идей на художественный текст.
Часть представителей философского сообщества, например школа аналитической философии, которая постулирует экспликацию смысла и ясность как непосредственные задачи философской деятельности, даже считают, что философский текст в чем-то противоположен литературному тексту, для которого ясность не является конечной задачей, а может быть только текущим художественным инструментом, пригодным для реализации конкретных художественных задач.
Существует и противоположное мнение, представители которого считают философию жанром литературы. Один из наиболее влиятельных представителей поздней аналитической традиции в философии американец Ричард Рорти пишет, что «переход от философии к литературной культуре начался вскоре после Канта - примерно тогда, когда Гегель высказал предостережение, что философия начинает «рисовать своей серой краской по серому» лишь после того, как некая форма жизни устаревает».
Задачей данной работы будет произвести анализ взаимоотношений философского и литературного дискурса, выявить влияние философский идей на формирование литературной повестки, а так же найти возможность диалога между этими типами гуманитарного знания.

Глава 1. Соотношение философии и художественной литературы.

В данной главе нами будет осуществлено сравнение дискурсов некоторого количества авторских текстов на основании следующих критериев:
субъект дискурса;
форма дискурса;
цель дискурса.
В случае необходимости для придания большей ясности артикуляции целевого элемента нашего анализа, мы так же привлечем сравнение по параметрам предмета и объекта дискурса.
Рассмотрим ситуацию, когда автор текста является производителем и художественной и философской интеллектуальной продукции, не объединяя результаты своей работы в единое текстовое тело.
Такое положение автора в европейской культуре особенно характерно для последователей французского экзистенциализма: Жан Поль Сартр и Альбер Камю были авторами как философских, так и художественный произведений.
На каком основании происходит взаимопереход субъекта писателя в разные дискурсивные пространства? Одной из очевидных целей является транслирование своих идей широкой публики, которую имеет литература и не имеет философия.
Это предположение может быть дополнено автокомментарием Ж.-П. Сартра, который связывал необходимость прибегать и к философской и к литературной работе особым характером экзистенциальной философии, которая должна быть продолжена в образной, чувственной форме, описанием переживания экзистенциальной ситуации.
Это удобно выполнить на литературном поле.
В своей статье «Что такое литература?» Ж.-П. Сартр писал об особом прагматическом характере литературного текста. По его словам проза имеет особенную перформативную специфику, «проза утилитарна по своей сути <...> писать - значит действовать».
Перформативность появляется в том, что прозаический текст, обозначая некоторую ситуацию, может самим фактом этой экспликации изменить ее.
В поздний период своего творчества Ж.-П. Сартр был склонен наделять функцией такого рода и философский текст.
Эта позиция Ж.-П. Сартра вызвала резкие возражение со стороны еще одного автора, совмещающего в себе авторство художественной и философской литературы, А. М. Пятигорского. А. М. Пятигорский утверждал, что «неотрефлексированное мышление <...> современного философа стремится <...> к автоматическому переносу <...> результатов и формулировок в мир не-философствования в порядке <...> применения или практики».
Пятигорский указывает на различие модусов художественного и философского мышления, и на то, что философская рефлексия не может осуществляться внутри художественного дискурса

.
Сам Пятигорский утверждал, что применение художественной практики философом не проясняет и эксплицирует заложенные в философию идеи, а, напротив, подвергает их деформации.
К другому типу авторов можно отнести М. Бланшо, Ж. Батая, Х. Л. Борхеса и Г. Гессе. Они являются писателями преимущественно (за исключением Ж. Батая) художественной литературы, но так же и статей и эссе, которые могут быть отнесены как к разряду философских текстов, так и литературно-критических.
Основным объектом философской рефлексии данных писателей является структура и механизм работы художественного текста, переосмысление литературных традиций. Все эти авторы находятся в числе так называемого «авангарда» литературы, таким образом, их философские тексты являются не специфически философскими, а скорее философией литературы.
Данный специфический вид дискурса позволяет осуществлять рефлексивные акты по поводу предельных критериев литературного текста, максимально радикализируя его, изменять функции текста путем трансформации традиционных жанров.
Не удивительно, что эта тенденция ведет к объединению философского и художественного дискурсов в рамках одного текста. Характерным в этом плане является, что текст М. Бланшо «Ожидание Забвения» впервые был опубликован в философском журнале.
Эти обстоятельства указывают на латентную квазифилософскую природу литературного текста.
Еще одним вариантом соотношения философского и художественного дискурса является рецепция философского дискурса в художественном произведении писателя, выполненная в виде стилистической имитации философского текста.
Хорошим примером является философский трактат Вана Вина, размещенный В.В. Набоковым в романе «Ада, или Эротиада: Семейная хроника». Этот трактат имеет все формальные признаки философского текста, в нем имеются ссылки на высказывания таких философов как Августин, Гюйо, С. Александер.
Можно предположить, что целью этой вставки являетсяВведение

структуры «метатекста», который призван артикулировать онтологические особенности художественного мира романа, а именно его темпоральность и топологичность.
Еще одним примером использования псевдо-философской мистификации может служить творчество Х. Л. Борхеса, который для создания полноты эффекта философского дискурса вставлял в свои произведения списки литературы, сноски и словарные статьи из энциклопедий.
Учитывая пантекстуальный характер современной культуры такое переплетение философского и художественно-литературного дискурса приводит к, в предельной форме, полной неразличимости обоих способов гуманитарного творчества.
Из этого можно сделать о частичной совместимости дискурса философского текста и дискурса литературно-художественного текста. Однако зачастую такая совместимость приводит к деконструктивному акту названных дискурсивных форм.
Это позволяет выявить особенности каждого типа текста, освобождая восприятие от инертности традиционного воззрения на текст.
Иными словами, особенностью взаимодействия художественно-литературного и философского дискурса является не их дополнение друг друга или объединения в некоторую третью форму, но артикуляция особенностей каждого из типов дискурсивного пространства, и выявления структуры мышления и высказывания.


Глава 2. Диалог между философией и художественной литературой.


Границу между литературно-художественным произведением и философским текстом нельзя назвать статичной. Она постоянно меняет свое положение и свои очертания в зависимости от эпохи и конкретных персоналий.
Философские произведения часто используют литературную форму как способ передачи специфика авторского мышления. Особенно актуально это для русской религиозной философии, где обильно используется образное мышление, метафоры и риторические фигуры