Трагедия А. С. Пушкина «Борис Годунов»

Введение
В 1824–1925 гг. А. С. Пушкин плодотворно работает над трагедией «Борис Годунов». В основу шедеврального и знакового для русской литературы произведения А. С. Пушкин положил исторические события, которые происходили в России в 1598–1605 гг. На этот период пришлось смутное время развития России, когда трон занял Борис Годунов, который позже боролся за власть с Лжедмитрием Первым.
Борис Годунов – русский царь, считающийся убийцей Дмитрия, – безусловно, ключевой персонаж произведения А. С. Пушкина «Борис Годунов». Дмитрий – это русский царевич, который также был сыном Ивана VI.
А. С. Пушкин при работе над трагедией, безусловно, был ознакомлен с «Историей государства Российского» Н. М. Карамзина, где позаимствовал некоторые отличительные особенности образа Бориса Годунова. Также в трагедии присутствуют интертекстуальные ссылки на творчество английского поэта и драматурга У. Шекспира.
Объектом данной работы является трагедия А. С. Пушкина «Борис Годунов». В работе рассмотрена история создания и исторические источники трагедии; проанализирован образ Бориса Годунова у А. С. Пушкина и Н. М. Карамзина, выявлены особенности языка и стиха произведения, прослежены шекспировские традиции в создании образов трагедии.
История создания и исторические источники трагедии «Борис Годунов»
На идейное и художественное развитие А. С. Пушкина как писателя оказала огромное влияние русская действительность начала 20-х гг. XIX в., которая характеризовалась быстрым нарастанием антикрепостнических идей и настроений в широких массах. А. С. Пушкин много думает и о характере массовых движений в прошлом, и об образах их властителей, царей. [8]
В ноябре 1824 г. А. С. Пушкин просит брата прислать ему «Жизнь Емельки Пугачёва». В одном из следующих писем к нему же дается новое поручение: «Ах! боже мой, чуть не забыл! вот тебе задача: историческое, сухое известие о Стеньке Разине, единственном поэтическом лице русской истории». [13]
На этой почве возникает предпосылки к замыслу трагедии о роли народа в русской истории.
В конце 1824 г. А. С. Пушкин начинает делать исторические заметки, которые предшествуют черновому тексту «Бориса Годунова». Писатель начинает с конспектирования некоторых мест из X тома «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина. [8]
Характерной особенностью работы писателя над трагедией «Борис Годунов» заключалась в том, что одни сцены создавались в соответствии с источником, другие требовали анализа и синтеза разнородного исторического материала, взятого из разных мест, третьи сцены требовали только лишь авторского вдохновения и не опирались на какие-либо источники. [8]
В письме к Н. Н. Раевскому от июля 1825 г. А. С. Пушкин пишет следующие строки:
«Я пишу и размышляю. Большая часть сцен требует только рассуждения; когда же я дохожу до сцены, которая требует вдохновения, я жду его или пропускаю эту сцену - такой способ работы для меня совершенно нов». [13]
Об этом можно судить по черновикам трагедии: диалоги, основанные на историческом материале, давались поэту легко, в них практически отсутствуют поправки и варианты (например, черновые заметки I, II, III, IV сцен).
Однако в V сцене, которая не имеет прямого соответствия с текстом «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина, в черновиках наблюдается огромное количество поправок, вариантов, текст часто прерывается набросками из «Евгения Онегина», незаконченными стихотворениями, подтверждая слова А. С. Пушкина из писем: «…когда же я дохожу до сцены, которая требует вдохновения, я жду его или пропускаю эту сцену». [13]
Время завершения трагедии «Борис Годунов» определено лишь приблизительно. Письмо А. С. Пушкина к П. А. Вяземскому об окончании работы над произведением датируется примерно октябрем-ноябрем 1825 г. Однако и после окончания трагедии А. С. Пушкин продолжает вносить корректировки и поправки вплоть до сентября 1826 г.
Писатель стремится дать русскому театру новую форму, которая бы отличалась от традиционной, классической. Поэтому он отказывается от разделения трагедии на акты и разбивает ее на 25 небольших по размеру сцен.
Единство времени, места и действия разрушается полностью. Действие драматического произведения переносится из одного географического пункта в другой, даты-подзаголовки отдельных сцен говорят о разрушении единства времени, единство действия так же «едва сохранено», по выражению самого А. С. Пушкина, так как центральных героев в трагедии два: Борис Годунов и Самозванец. [7]
Разрушено и ещё одно «единство», о котором, по словам Пушкина, «французская критика и не упоминает - единство слога»: традиционный александрийский стих Пушкин заменяет пятистопным белым, перебивая его прозаическими вставками, некоторые же сцены пишет целиком прозой. [7]
Стоит отметить и необычное для драматургии XIX в. наличие большого количества действующих лиц – в трагедии А. С. Пушкина их около 80. [8]
Пушкинская трагедия выдвигала один из самых сложных для того времени вопросов о возможности создания пьесы, построенной не на личной судьбе героя или героев, а на судьбе народа, эпохи, государства. [8]
Эту сложнейшую проблему Пушкин разрешает, исходя из наиболее трудного её варианта: он не создаёт какого-либо надуманного сюжета путём намеренного подбора и соответствующей группировки исторических фактов, но с величайшим искусством намечает сюжетную линию трагедии, не нарушая даже хронологической последовательности воссоздаваемых исторических событий.
Ряд важнейших проблем, непосредственно связанных с историко-социальной концепцией «Бориса Годунова», не может быть осмыслен без выяснения вопроса о характере исторического материала, который заложен в основу пушкинской трагедии, и об интерпретации этого материала Пушкиным.
Исследователи говорят о том, что А. С. Пушкин при написании трагедии «Борис Годунов» опирался на «Анналы» Тацита. Интерес Пушкина к Тациту и пушкинские замечания на «Анналы» по времени совпадают с работой над произведением. Об отношении Пушкина к Тациту существует уже довольно обширная литература. [14]
Несомненно, что, читая Тацита, Пушкин мог проводить известные параллели с современными ему, происходящими в обществе событиями. Вероятно, во время создания «Бориса Годунова» А. С. Пушкин заинтересовался «параллелями» между эпохой русского «смутного времени» и эпохой Августа и Тиберия. [14]
Помимо сочинений Тацита А. С. Пушкин обращался и к другим историческим источникам. Создавая историческую основу своего произведения, писатель сознательно использовал материалы русской национальной истории, чтобы «воскресить минувший век во всей его истине».
Основными русскими источниками исторического материала являются подлинные летописные памятники и «История Государства Российского» Н. М. Карамзина. Обращение к данным источникам позволяло писателю ставить и решать в своем произведении сложные проблемы историко-социального характера. [15]
К тому времени, как А. С. Пушкин начал работать над трагедией «Борис Годунов», уже был издан целый ряд памятников древней русской письменности. Известный вариант заглавия «Бориса Годунова»:
Драматическая повесть
Комедия
О настоящей беде Моск. Госуд.
О царе Борисе и о Гришке Отрепьеве –
Летопись о многих мятежах и пр.
писано бысть Алексашкою Пушкиным
[сочинено в В.] [тр. Палицына]
в лето 7333
На городище Ворониче. –
говорит о том, что писатель был знаком с изданной в Петербурге в 1771 году «Летописью о многих мятежах…», которая излагает события царствования Бориса Годунова по фрагментам русской летописи Никонова списка. [15]
Вопрос о роли и значении летописей в процессе создания «Бориса Годунова» должен быть поставлен в иной плоскости. Дело совсем не в объёме исторического материала, каким Пушкин воспользовался непосредственно из летописей и других памятников древней русской письменности. Фактическим материалом, взятым непосредственно из самих летописей, Пушкин пользовался крайне редко, да это было не так уж и нужно ему.
При том уровне понятий о значении первоисточников, какой был характерен для пушкинской эпохи, Карамзин вполне удовлетворял количеством, разнообразием и качеством приводимого материала: «Он рассказывал со всею верностию историка, он везде ссылался на источники – чего же более требовать было от него?» А. С. Пушкин пользовался фрагментами из летописей, извлекая их из карамзинских примечаний, где они уже были систематизированы и находились в соответствующем контексте, а не непосредственно из самого памятника, который не всегда был под руками. К тому же фрагменты в памятнике были ещё в неразработанном, а порою и трудночитаемом виде. [15]
В трагедии А. С. Пушкина имеются два случая использования документального материала эпохи не по подлинному тексту, а по литературному пересказу Н. М. Карамзина. Это свидетельствует о том, что количество фактов, привнесённых А. С. Пушкиным в трагедию, как непосредственно из летописей, так и из «Примечаний» Н

. М. Карамзина, - сравнительно невелико. [15]
Однако данный факт отнюдь не снижает важной и решающей роли, которую сыграли летописи в процессе создания трагедии «Борис Годунов».
Создавая свою трагедию, преимущественно на историческом материале «Истории Государства Российского», Пушкин обращался к летописям и другим памятникам древнерусской письменности главным образом для того, чтобы уловить интонационные особенности языка того времени, в поисках колорита эпохи.
Борис Годунов в произведениях Н. М. Карамзина и А. С. Пушкина
Произведение Н. М. Карамзина «История Государства Российского» помогло А. С. Пушкину определиться и в выборе сюжетной канвы, и в построении структуры «Бориса Годунова». Н. М. Карамзин опубликовал X и XI тома в одно время, таким образом подчеркивая историческую логику событий восхождения Годунова на трон и неожиданного появления Самозванца. Эти два события объединяются Н. М. Карамзиным в единую причинно-следственную связь, которая выстраивается в художественное целое с единым сюжетом в его «Истории Государства Российского». [6]
Эту событийную логику подхватывает и А. С. Пушкин при написании своей трагедии. Писатель, отразив в повествовании трагические события избрания Годунова, его гибели, смерти его детей и победы Самозванца, представил развернутую историческую эпоху. Общим стержнем романтической трагедии стала категория исторического времени, а не личная драма Бориса Годунова или другого исторического лица, что привело к разрушению привычного единства драмы. [6]
А. С. Пушкин при написании своего произведения смотрит на главного героя глазами историка Н. М. Карамзина, он не столько заботится об истине и поэтическом выражении, сколько о том, чтобы не исказить смысл, отображенный в «Истории Государства Российского». От этого образ Бориса Годунова в трагедии кажется отчасти мозаичным, нецелостным, сложенным из различных частей. Именно поэтому читателю Борис кажется то добрым царем, то коварным злодеем, то честным человеком, то подлецом. [6]
В «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина присутствует определенная организация событий, связанных с исторической фигурой Бориса Годунова, выстраиваемая в логике романтической, психологической трагедии, создающейся за счет приближения всех событий к внутреннему конфликту царя. Драматизм действия возникает благодаря торможению повествовательного времени, которое вызывается пристальным вниманием Н. М. Карамзина к личности Бориса, к его внутренним переживаниям, конфликту. Душевные переживания и эмоции Бориса Годунова изображаются Н. М. Карамзиным в течение второй главы, и эти переживания передаются при помощи глаголов чувств, эмоций, мысли.
Карамзин отражает, каким образом действия и поступки Годунова, обусловленные внутренними фобиями и страстями, приводят его к конфликту с русским народом и окружающими его людьми:
«Сие внутреннее беспокойство души, неизбежное для преступника, обнаружилось в царе несчастными действиями подозрения, которое, тревожа его, скоро встревожило и Россию». [6]
Если при изображении Бориса Годунова повествование тянется долго, часто останавливается на переживаниях и эмоциях царя, то с появлением Самозванца действие набирает скорость, отражает вихрь происходящих событий, налетевших на страну. Такое отражение исторических событий по причине насыщенности диалогов и описания только лишь внешних действий персонажей похоже на хроникальный ряд.
В произведении А. С. Пушкина характеристика деятельности Бориса Годунова в представленных смутных обстоятельствах отражается в задержанном развитии повествовательного времени, так как от внешних событий и действий внимание поэта переключается вновь на внутренние движения в душе царя.
У А. С. Пушкина персонажи вступают в определенную парную оппозицию: Борис Годунов является драматическим (трагедийным) героем, а Самозванец – хроникальным.
В образе царя постоянно используется ретроспективный план, возвращение в прошлые события, их анализ. Например, еще в начальной беседе Шуйского с Воротынским в связи с образом Бориса Годунова сразу же всплывают воспоминания о событиях в Угличе. И хотя будущее государства должно быть связано с Годуновым - будущим царем, в речи Шуйского и Воротынского постоянно возникает ретроспективный план: «он будет нами править по-прежнему». [1]
Таким образом, А. С. Пушкин, находившийся в поисках исторического события, которое могло бы указывать на современность, останавливает свой выбор на событиях «смутного времени», на правлении Бориса Годунова.
Обращение к проблеме источника трагедии - «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина и художественному восприятию ее поэтом привело к замечательным ассоциативным аналогиям: образы Бориса Годунова и Самозванца в пушкинской трагедии выстраиваются в такие же парные оппозиции (драматический герой - хроникальный герой), как и в произведении Н. М. Карамзина. [1]
Особенности языка и стиха
При написании «Бориса Годунова» А. С. Пушкин стремится приблизить язык трагедии к разговорной, бытовой речи. Тогда он решается на нововведение и заменяет классицистический шестистопный рифмованный стих, принятый для трагедии, на пятистопный «белый» (нерифмованный) стих. [9]
Уже при А. С. Пушкине начинается распад классицистической поэтики, который повлек за собой необходимость в реформе стиха драматических произведений, а особенно трагедий.
А. С. Пушкин стремится к максимально возможной дифференциации и индивидуализации речи своих персонажей, что особенно чувствуется в «польских» сценах трагедии.
Именно в этих сценах, в которых А. С. Пушкин выводит аристократических представителей польской и латинской образованности, обнаруживаются интересные особенности языка и стиха, которые А. С. Пушкин намеренно подчеркивает для того, чтобы отразить и выделить зияющее противоречие между изысканностью «способа выражения мысли» и самим «образом мысли» светских и духовных аристократов. [5]
Для того, чтобы придать языку трагедии еще больше естественности и простоты, писатель добавляет в речь своих персонажей народные пословицы, поговорки, прибаутки. Наличие народного творчества в «Борисе Годунове» вызвано непосредственными наблюдениями писателя над языком разговорным, бытовым.
Также произвела впечатление на А. С. Пушкина и крестьянская речевая атмосфера, окружающая его в селе Михайловском. [5]
Речь в трагедии служит главной психологической и социальной характеристикой героев повествования. А. С. Пушкин освобождает речь от каких-либо жанрово-стилистических ограничений и наделяет ее всем многообразным богатством социальных, национальных и эмоциональных регистров, начиная с царственных и заканчивая просторечными. [9]
Вторжение просторечий и разговорных слов в самый «высокий», согласно классицизму, жанр драматургии было для своего времени определенной «поэтической дерзостью» А. С. Пушкина, однако эта «дерзость» оказалась весьма перспективной.
Во всех русских сценах трагедии «Борис Годунов» слог следует народному стилистическому принципу «благородной простоты и безыскусственности». С такой точки зрения слог трагедии близок к повествовательному слогу историка Н. М. Карамзина, нежели к драматургическому слогу Уильяма Шекспира, и более экономен и информативен. [9]
Примером этому может служить сравнение монолога царя Бориса («Достиг я высшей власти») c близким ему по мысли монологом Архиепископа в хронике «Король Генрих IV» (ч. 2, акт 1, сцена 3). [9]
Иступленной, изощренной, грубой эмоциональности, которая выражает возмущение Архиепископа неблагодарностью «толпы тупой», противопоставляется эмоционально сдержанный монолог Бориса с его точными историческими деталями, которые свидетельствуют о той же людской неблагодарности.
У языка «Бориса Годунова» есть свои социальные и индивидуальные градации. Чем выше по социальной иерархии стоит действующее лицо, тем более «книжная» его речь; а речь действующих лиц из народа близка к просторечиям и разговорному языку.
В противопоставление благородной простоте и безыскусственности А. С. Пушкин ставит галантный риторический слог польских сцен. По утверждению П. В. Анненкова, в польских сценах выполняется из главных задач «народной драмы» поэта – на контрасте сопоставляются национальная культура допетровской Руси и современной культура Возрождения «панской» Польши. [5]
B силу уже присущей ему социально-исторической и национальной выразительности язык драмы А.С. Пушкина приблизился к повествовательному слогу его прозаических произведений 30-х гг. Во время написания драмы, изучения произведения Н. М. Карамзина, шекспировских пьес писатель задумывается над общими законами истории, е движущими силами.
Таким образом, преобразование и изменение драматического языка, к которому стремился Пушкин в «Борисе Годунове», осуществлялось им путем замены условного жанрового языка классической русской трагедии поэтическим языком 20-х гг