Техника в современной философии

Введение

Античное «техне» — это не техника в нашем понимании, а все что сделано руками (и военная техника, и игрушки, и модели, и изделия ремесленников и даже произведения художников). В старой религиозно-мифологической традиции изготовление вещей понималось как совместное действие людей и богов, причем именно боги творили вещи, именно от божественных усилий и разума вещи получали свою сущность. В новой, научно-философской традиции еще нужно было понять, что такое изготовление вещей, ведь боги в этом процессе уже не участвовали [7,с.25].
Философы каждый день могли наблюдать, как ремесленники и художники создавали свои изделия, однако обычное для простого человека дело в плане философского осмысления было трудной проблемой. И вот почему. Античная философия сделала предметом своего анализа прежде всего науку (аристотелевское episteme — достоверное знание). Античные «начала» и «причины» — это не столько модели действительности, сколько нормы и способы построения достоверного (научного) знания. Соответственно, весь мир (и создание вещей в том числе) требовалось объяснить сквозь призму знания, познания и науки. 
Актуальность работы заключается в том, что определение техники в современной философии  является одной из сложнейших задач.
Обращение к античной философии в данном случае играет большую роль по той причине, что любые вопросы, которые рассматривали античные философы тесно связаны с их учением о сущем. Поэтому все, что написано о техники (как известно это слово может переводиться как искусство, наука и ремесло; нас это слово интересует в значении ремесла и, соответственно, та часть философских исследований, где употребляется это слово именно в значении ремесла) вытекает напрямую из учения о сущности соответствующего философа.
В отечественной литературе проблема философии техники рассматривалась Ю. С. Мелещенко главным образом с марксистских позиций, а также В. Г. Гороховым, В. М. Розиным,, К. И. Ивановым, Т. А. Шаповаловым и другими и с следователями.
Особенно активно эта проблема обсуждается американскими и немецкими философами. Среди самых значительных можно назвать работы Карла Мигчема, Ханса Лепка, Фридриха Раппа, Рольфа Петера [11,c.23].
Целью данной работы является исследование проблемы техники в античной философии.
Для достижения данной цели поставлены следующие задачи:
1.Исследование вопроса проблемы техники в философии Аристотеля;
2.Исследование вопроса проблемы техники в философии Платона и Архимеда;
3.Исследование вопроса проблемы философского начала в технических системах Античности.
Структура работа в темах глав соответствует заявленным задачам. Она включает в себя введение, где дана краткая характеристика материала работы, трёх глав, заключения и библиографического списка. В первых двух главах исследованы вопросы представления о технике в философских системах Аристотеля, Платона и Архимеда, так как именно они внесли наибольший вклад в развитии философских представлений относительно категорий техники. В третьей главе исследованы вопросы философской составляющей в технических системах Античности. В заключении сделан вывод о проделанной работе и значимость проведенного исследования.
Объект работы заключается в рассмотрение и анализе проблемы техники в философских школах Античности.
Предмет работы в свою очередь заключается в определение основных подходов к проблеме техники в среде античных философов
При написании данной работы использовались методы комплексного анализа и системного подхода.


1.ПРОБЛЕМЫ ТЕХНИКЫ В ФИЛОСОФИИ АРИСТОТЕЛЯ
В эпоху Античности осмысление материальных плодов деятельности человека (артефактов), по сути, ограничивалось понятием «технэ». В работах Аристотеля собственно техника настолько ассоциировалась с «искусством ремесленника» («технэ»), что просто не попадала в область, откуда мыслители черпали «знания причин явлений» («эпистеме»).
В трактате «Никомахова этика» Аристотель проводит различие между «технэ» и «эпистеме», при этом в качестве критерия используется понимание, что и как они выводят из потаенности. «Технэ» – вид «истинствования», оно раскрывает то, что не само себя производит, еще не существует в наличии, а потому может выйти и выглядеть и так, и иначе.
В философии Аристотеля техника – «начало в ином», природа – «начало, в себе»: человек рождается от другого человека, статуя не рождается от другой статуи. Что для нас здесь представляется наиболее важным? Во-первых, по Аристотелю «технэ» раскрывает то, что еще не существует в наличии. Это, конечно же, ошибка, т.к. техника воспроизводится по заранее существующему плану (в современном понимании – технологии) [3,c.54].
Технология выступает в виде информации, под которой мы понимаем объективно существующую и закрепленную на определенном материальном носителе формализованную прескриптивную систему воспроизводства реальностей. При этом, прескриптивная понимается как предписываемая, обязательная, априорно установленная, но не за счет какой-либо субъективной воли, а объективно, как результат предшествующей естественной эволюции. Если вспомнить, что техника возникла вместе с самим человеком, то, конечно, может возникнуть вопрос относительно материального носителя информации в тот период развития человечества, когда документов (конструкторско-технологической документации) в нынешнем виде просто не было. Очевидно, что на преддокументальном этапе развития, технология существовала, будучи «записанной» в памяти людей, которые, совершенствуя технические изделия, передавали ее из поколения в поколение (человеческий мозг – тоже материальный носитель информации) [6,c.32].
Во-вторых, признав ошибочным аристотелевский тезис о том, что «технэ» раскрывает то, что «еще не существует в наличии», мы должны пойти дальше и признать ошибочным тезис о том, что «технэ» раскрывает то, что «может выйти и выглядеть и так, и иначе». Любое современное техническое изделие выпускается предприятием только в том случае, если оно строго соответствует параметрам, которые записаны в конструкторско-технологической документации. Отклонения допускаются лишь в узких границах гауссовых доверительных интервалов, которые, в свою очередь, также нормируются и оговариваются в той же документации. Все, что выходит за границы, вообще не признается техническим изделием соответствующего вида, определяется как брак и подвергается элиминации на той или иной стадии с объективной необходимостью закона. Безусловно, изменение параметров выпускаемых технических изделий, время от времени, все же происходит, однако делается это только для того, чтобы привести их в соответствие новым требованиям, по каким-либо причинам выдвигаемым (как правило) другими же техническими изделиями. В любом случае, изменения параметров вступают в силу только после того, как они будут соответствующим образом утверждены, а также внесены в конструкторско-технологическую документацию. Очевидно, во времена Аристотеля не существовало конструкторско-технологической документации на технические изделия в ее нынешнем виде, однако это представляется не столь важным, т.к. всегда (с момента возникновения техники) существовала информация о технических изделиях, на основе которой они изготавливались, в противном случае развитие техники было бы невозможно[5,c.49].
В-третьих, считать статую техническим изделием можно лишь при определенных условиях, о которых у Аристотеля (как и вообще в антично-средневековой философии) ничего не говорится. В настоящее время мы понимаем, что основным атрибутом технического изделия выступает конструкторско-технологическая документация, на основе которой данное изделие тиражируется (своего рода, технический генотип). Если говорить о современности, то из всех статуй, которые мы можем увидеть вокруг себя, к техническим изделиям относятся только те, которые выпускаются промышленностью на основе определенной документации. Те же статуи, которые выполнены в единственном экземпляре скульпторами и экспонируются в музеях или находятся в частных коллекциях, к технике не имеют никакого отношения, это произведения искусства. Можно привести множество примеров, когда на основе внешнего облика какой-либо скульптуры (как произведения искусства) выпускается серия статуэток фабричного изготовления (как технических изделий, на которые обязательно где-то имеется конструкторско-технологическая документация). Так о какой же скульптуре говорит Аристотель? Очевидно, у него не было средств (да и потребности) для различения между скульптурой как произведением искусства, и скульптурой как техническим изделием[10,c.35].
В-четвертых, слова Аристотеля о том, что искусство – «начало в ином», природа – «начало, в себе», показывают, что наиболее глубокие (категориальные) различия в то время усматривались в бытии техники относительно бытия биологической природы. Интересно, что аналогичную мысль Аристотель высказывает неоднократно, в частности, в «Физике» он пишет: «…человек рождается от человека, но не ложе от ложа – потому-то и говорят, что не внешняя фигура [morphe] ложа есть природа, а дерево, ибо если ложе и прорастет, то возникнет не ложе, а дерево. Но если это, т.е. созданная человеком внешняя фигура, есть искусство, то форма порождающих друг друга предметов – природа: ведь от человека рождается человек». Однако ныне мы можем говорить, что завод-автомат порождает таки автоматы. Другой вопрос, что в осмыслении бытия техники надо переходить на другой уровень и говорить уже о технических системах. В этом смысле нельзя сравнивать дерево, порождающее другое дерево, с ложем, т.к. ложе – это аналог лишь одной клетки древесной ткани, а уж она, конечно же, существуя отдельно, породить дерево не сможет. Дерево – это функционально законченная биологическая система. Если проводить аналогию, то дерево необходимо сравнивать также с функционально законченной технической системой, причем соответствующего уровня. Естественно, Аристотелю подобная системная неточность простительна, т.к. в те времена ни о каких технических системах речь идти не могла. Таким образом, понятие «технэ» в его философской системе проецируется скорее в нынешнее понятие техники как искусства, умения что-то делать, нежели в понятие техники как субстанциальной основы некоторой объективной реальности[4,c.41]

.


2.ПРОБЛЕМА ТЕХНИКИ В ФИЛОСОФИИ ПЛАТОНА И АРХИМЕДА
Античная философия сделала предметом своего анализа прежде всего науку (аристотелевское episteme — достоверное знание). Античные «начала» и «причины» — это не столько модели действительности, сколько нормы и способы построения достоверного (научного) знания. Соответственно, весь мир (и создание вещей в том числе) требовалось объяснить сквозь призму знания, познания и науки.
Одним из видных философов Античности, внесших большой вклад в развитие представлений о техники является Платон. В своей работе «Государство» он приводит любопытное рассуждение: существуют три скамьи (стола и т.д.): идея («прообраз») скамьи, созданная самим Богом, копия этой идеи (скамья, созданная ремесленником) и копия копии — скамья, нарисованная живописцем. Если для нашей культуры основная реальность — это скамья, созданная ремесленником, то для Платона — идея скамьи.
«…То, что относится к области искусства, — говорит Платон, — каким-то образом причастно к измерению». Здесь подразумеваются конкретные результаты технического творчества (оружие, домостроение, ткацкое производство, охота, земледелие и т.д.); они настолько обширны, что дают возможность их классификации[4,c.45].
Он полагал, что искусства и все вообще ремесла обладают знанием, как бы вросшим в дела и, таким образом, они создают предметы, которых раньше не существовало». В его философии категории техники, которая выступает как вторая природа, оказываются связанной с первой /естественной/ природой посредством знания, которое содержит в себе знание законов природы и знание технического творчества (тайн ремесла).
Но в том, что техника «согласуется» с природой, содержится и иной смысл. Речь идет об этическом и эстетическом аспектах. Если, человек включен в процесс творчества самой природой, то все, что он делает в этом случае будет справедливым. Гераклит находил определяющий признак мудрости в том, чтобы говорить истинное и прислушиваясь к природе, поступать в согласии с ней. . Это тем более верно, так как Платон утверждал, что «справедливое, прекрасное и доброе существуют сами по себе, независимо от нас».
В своем знаменитом диалоге «Пир» он обращает внимание на то, что : «…мастерство в искусствах и ремеслах возникли благодаря прикосновению Эрота. Искусство стрельбы из лука, искусство врачевания и прорицания Аполлон открыл тогда, когда им руководили любовь и страсть, так что его тоже можно считать учеником Эрота, наставника муз в искусстве, Гефеста — в кузнечном деле, Афины — в ткацком, Зевса — в искусстве править людьми и богами» [8,c.62].
У него мы встречаем и более конкретное суждение об эстетической стороне техники. В диалоге «Филеб» есть такие строки: «…Под красотой…я понимал прямое и круглое, в том числе… поверхности и тела, рождающиеся под токарным резцом и построяемые с помощью линеек и угломеров. Я называю это вечно прекрасным …самим по себе, по своей природе и возбуждающим некие особые, свойственные только ему удовольствия, не имеющие ничего общего с удовольствиями от щекотания» .
Эти рассуждения, однако, представляются, в определенной мере, игрой чистого ума, ибо уже Эсхил в своей трагедии «Прикованный Прометей» указывает на некое демоническое начало, сокрытое в технике; согласно известному мифу Прометей принес огонь людям с помощью преступления — кражи его из очага богов. «Божественное пламя я похитил,
Итак, с точки зрения Платона, человек создаёт некоторую вещь, подражая её идее, причём идею создал Творец. Но что значит подражать идее? Это было не очень понятно. По Платону получалось, что относительно философского познания, ведущего от вещей к идеям, изготовление вещей, уводящее от идей к вещам, является обратной операцией, а, следовательно, по сравнению с философским занятием делом, нестоящим настоящих усилий. Ценным, ведущим к Благу, считал Платон, является только достижение бессмертия, а это предполагало жизнь философией и наукой. Решение прямой задачи считалось занятием благородным, поскольку приближало человека к подлинному бытию, а решение обратной — занятием низким, так как удаляло человека от этого бытия. В представлениях античных мыслителей можно отметить известную двойственность, противоречивость. С одной стороны, они не отрицали значения научных знаний (особенно арифметики и геометрии) для практики и техники (искусства). «При устройстве лагерей, занятия местностей, — пишет Платон, — стягивания и развёртывания войск и различных других военных построениях как во время сражения, так и в походах, конечно, скажется разница между знатоком геометрии и тем, кто её не знает». С другой же стороны, это значение несравнимо с тем, которое имеет научное знание как чистое созерцание божественного разума или блага. Продолжая, Платон уточняет: «Но для этого было бы достаточно какой-то незначительной части геометрии и счета. Надо, однако, рассмотреть преобладающую её часть, имеющую более широкое применение: направлена ли она к нашей цели, помогает ли она нам созерцать идею блага» [6,c.51]
Подавляющая же масса античных техников мыслили по старинке, то есть рецептурно, большинство из них охотнее обращались не к философии, а к магическим трактатам, в которых они находили принципы, вдохновляющие их в практической деятельности. Например, такие: «Одна стихия радуется другой», «Одна стихия правит другой», «Одна стихия побеждает другую», «Как зерно порождает зерно, а человек человека, так и золото приносит золото».
По происхождению эти принципы имели явно мифологическую природу (пришли из архаической культуры), однако в античной культуре им был придан более научный (естественный) или рациональный (рецептурный) характер. Поэтому речь идёт уже не о духах или богах и их взаимоотношениях, а о стихиях, их родстве или антипатиях, о якобы естественных превращениях. Техники, ставшие на подобный путь, отчасти возвращаются и к принципу единства знания и действия (бытия). В их рецептах без противоречий (для их сознания) перемежаются описания реальных технологических действий и магических ритуальных актов[10,c.35].
Однако помимо техников, не отличавшихся от ремесленников, в античной культуре, как мы уже отмечали, действовали пусть и редкие фигуры учёных-техников (предтечи будущих инженеров и учёных-естественников). Евдокс, Архит, Архимед, Гиппарх, Птолемей, очевидно, не только хорошо понимали философские размышления о науке и опыте, мудрости и искусстве (технике), но и, несомненно, применяли некоторые из философских идей в своём творчестве. Ведь в той или иной мере и Платон, и Аристотель установили связь идей (сущностей) и вещей, а следовательно, науки и опыта. Другое дело, что, как правило, реализация этой связи в технике не фиксировалась[15,c.67].
Рассмотрим этот процесс несколько подробнее. Г. Дильс в ставшей уже классической работе «Античная техника» пишет: «Исходная величина, которую древние инженеры клали в основу при устройстве метательных машин — это калибр, то есть диаметр канала, в котором двигаются упругие натянутые жилы, с помощью которых орудие заряжается (натяжение) и стреляет. … инженеры признавали, по словам Филона, наилучшей найденную ими формулу для определения величины калибра К=1,13×100, то есть в диаметре канала должно быть столько дактилей, сколько единиц получится, если извлечь кубический корень из веса каменного ядра (в аттических минах), помноженного на 100, и ещё с добавкой десятой части всего полученного результата. И эта исходная мера должна быть пропорционально выдержана во всех частях метательной машины».Перед нами типичный инженерный расчёт, только он опирается не на знания естественных наук, а на знания, полученные в опыте, и знания математические (теорию пропорций и арифметику). Подобный расчёт мог быть использован также и для изготовления метательных машин (он выступал бы тогда в роли конструктивной схемы, где указаны размеры деталей и элементов) [17,c.44].
Отличие этого этапа формирования науки от шумеро-вавилонского принципиально: в греческой математической науке знание отношений, используемых техниками, заготовлялось, так сказать, впрок не сознательно для целей техники, а в силу автономного развития математики). Теория пропорций предопределяла мышление техника, знакомясь с математикой, проецируя её на природу и вещи, он невольно начинал мыслить элементы конструкции машины, как бы связанными этими математическими отношениями. Подобные отношения не только в теории пропорций, но и в планиметрии, а позднее и в теории конических сечений) позволяли решать и такие задачи, где нужно было вычислять элементы, недоступные для непосредственных измерений (например, прокладка водопровода Эвпалина) [14,c.42].
Одно из необходимых условий решения таких задач — перепредставление в математической онтологии реального объекта. Если в шумеро-вавилонской математике чертежи как планы полей воспринимались писцами в виде уменьшенных реальных объектов, то в античной науке чертёж мыслится как бытие, существенно отличающееся от бытия вещей (реальных объектов). Платон, например, помещает геометрические чертежи между идеями и вещами в область «геометрического пространства» [4,c.52].


3.ФИЛОСОФСКОЕ НАЧАЛО В ТЕХНИЧЕСКИХ СИСТЕМАХ АНТИЧНОСТИ
Построение правил (норм) мышления, а также задание основных "кирпичей" ("начал"), из которых можно было строить "здание" подлинного мира создало новую систему категорий техники, привело античных философов к необходимости решать серию не менее сложных задач. Дело в том, что с точки зрения "начал" и правил мышления все ранее полученные знания и представления нуждались в переосмыслении и чтобы соответствовать этим началам и правилам, должны были быть получены заново. Конкретно в переосмыслении нуждались знания, заимствованные греками от египтян и шумер (математические и астрономические), знания, полученные самими греками (софистами и натурфилософами) в ходе рассуждений, наконец, собственные и заимствованные с Востока мифологические и религиозные представления. Все эти знания и представления воспринимались как "темное", "запутанное" познание подлинного мира