Слово о Законе и Благодати

Введение
Гарантией развития правового государства, формирования сознания общества в пределах демократической и гуманистической идеологии, признание приоритета общечеловеческих ценностей является наличие совершенных и справедливых законов.
Основательное освещение их содержания предусматривает осуществление анализа их истоков с философско-правовой позиции. Общеизвестно, что ни одна из систем древнего писаного права не содержала отдельно норм, возникших на основе религиозных предписаний. Например, законы XII таблиц содержат немало норм, которые можно считать религиозными. Особенно существенно религия повлияла на законодательство стран Древнего Востока (законы Моисея, законы Хаммурапи и т.п.). Это касается также нашего отечественного законодательства.
Принятие христианства в Киевской Руси сыграло важную роль в развитии русского государства. Оно проникло во все сферы жизнедеятельности социума, а, следовательно, сказалось на правовых предписаниях, которые регулировали определенные общественные отношения с учетом указанного, детальное исследование и раскрытие христианских основ отечественного законодательства сегодня весьма актуальны, ведь основой этой религии есть такие моральноэтические ценности, как свобода, равенство и справедливость, которые служат ключевыми факторами развития каждой демократической державы.
Сознание наших предков до крещения Киевской Руси зависело от языческих обычаев. Возможно, политеизм не предусматривал негатива, однако с принятием христианства в конце Х века произошла трансформация мировоззренческих ориентиров. В частности, коренных изменений претерпела правовая жизнь.Введение

православной религии в Киевской Руси способствовало становлению новых норм и стандартов жизни. начался процесс активного внедрения христианской морали. Главные христианские идеалы не только распространились на местный политикум и общество, но и впоследствии вобрали в себя специфические местные ментальные и культурные черты, которые стали основополагающими нормами политического поведения Руси. Благодаря христианству сформированы основополагающие принципы нравственности и этичности, которые в условиях гражданского общества и социального государства являются гарантами соблюдения личных прав и свобод граждан, а также нравственно-духовного развития общества.


Становление философской традиции в Киевской Руси. «Слово о законе и благодати».
Становление философской традиции - это длительный и сложный процесс, начало которого может фиксироваться какой-то конкретной датой или событием. И все же, если попытаться расположить в хронологической последовательности памятки, которые представляют философскую мысль в Киеве, видимо, начнет этот ряд одно из ярких творений древнерусских времен - «Слово о законе и благодати» Илариона Киевского. [5]
Это обусловлено не только чрезвычайной насыщенностью философски значимыми идеями, которые отличают это произведение. Он - не самый древний памятник оригинальной киево-русской письменности, с которой собственно и можно начинать отсчет истории отечественной философской мысли. Среди исследователей нет единого мнения относительно датировки произведения. По мнению МД.Приселкова «Слово» было создано не ранее 1037 г. (в этом году Ярослав построил церковь Благовещения над Золотыми воротами, которую вспоминает Иларион в своем произведении) и не позднее 1043 г. (когда умерла княгиня Ирина, о которой Иларион говорит, как о живой). Немецкий исследователь Л.Мюллер датирует его 1050 годом. По мнению М.М.Розова «Слово» было произнесено в 1049 году. Но несомненным остается мысль, к которой склонялся наряду со многими другими исследователями и М. Грушевский, что произведение это - «не позднее сороковых годов». [2]
Значимость «Слова о законе и благодати» определяется и неординарностью ее создателя - одного из ярких представителей киевских интеллектуалов, которые образовывали круг Ярославовых книжников. О жизни Илариона до нас дошло мало свидетельств. Летописи известно, что он был первым русичем, который по воле князя был рукоположен в 1051 г. Митрополлитом, до этого он был монахом Киево-Печерского монастыря и священником церкви Святых апостолов, расположенной неподалеку от монастыря. Митрополичью кафедру он занимал недолго. По крайней мере уже в 1055 году - как свидетельствуют летописи, - киевским митрополитом был грек Ефрем. Дальнейшая судьба Илариона неизвестна. [8]
Исследователи считают, что в последние годы своей жизни он провел в Киево-Печерском монастыре. Среди многих произведений, авторство которых приписывают Илариону, точно ему принадлежат три - «Слово о законе и благодати», «Молитва» и «Исповедание веры», среди которых самым значительным, несомненно, является «Слово». Бросается в глаза богатая эрудиция автора в «Слове о законе и благодати» он проявил себя не только как знаток Ветхого и Нового Завета, но и как автор, хорошо знакомый с произведениями Георгия Амартола, Козьмы Пресвитера, чешскими житиями св. Вита и легендой о св. Вацлаве, произведениями Ефрема Сирина, возможно, Климента Александрийского. Он проявляет знакомство со многими апокрифичными произведениями. В конце концов, ученые отмечают совпадение текста «Молитвы» Илариона с мессой Августина Аврелия, что позволило исследователям предположить знакомство Илариона не только с византийским, болгарским, чешским, но и западноевропейским культурным наследием. И все же, значимость творения Илариона отнюдь не ограничивается трансляцией на отечественную почву достижений мировой культуры. Иларион, прежде всего, оригинальный мыслитель, сделал предметом своих размышлений судьбу всего человечества, воссоздав тем самым впервые в древнерусской культуре целостный образ истории, основных тенденций ее развития. Тем самым «Слово» набирает в культуре Киевской Руси значение образцового произведения, прообраза, на который в дальнейшем опирается отечественное историософское мнение. [3]
Об этом свидетельствует и 52 списка «Слова», что сохранились до наших дней. Образцовым «Слово о законе и благодати» есть и в том смысле, что отражает некоторые черты, которые определили своеобразие дальнейшей отечественной философской мысли. В этом характерно отчетливое направление произведения к объединению общих соображений по истории человечества в целом с проблемами злободневной общественно-политической жизни, той реальной общественной действительности, к которой принадлежал автор произведения. [1]
Структурно «Слово» состоит из четырех частей, что отражено в самом названии произведения. Первая часть посвящена изложению эпизодов библейской истории, символизирующих учение о законе и благодати, которое содержит Послание апостола Павла к Галатам - «О законе, что Моисей дал, и о благодати и истине, что дана Христом Иисусом». Вторая часть предполагает истолкование смысла библейской истории в контексте вселенного исторического развития человечества - «... Как закон отошел, благодать же и истина землю всю заповила». Третья часть посвящена русскому народу, в истории которого будто воспроизводится история человечества - «... И вера на все народы распространилась и до нашего народа русского дошла». В конце концов, завершает «Слово» «похвала кагану Владимиру, от него крещены были» и сыну его Ярославу Мудрому. Собственно говоря, эта последняя часть и отвечает главной цели, во имя которой совершалось «слово», - возвеличению своего времени, обоснованию задач, которые реализовал в своей деятельности Ярослав Мудрый. [7] Вот почему хвала Ярославу, который «величеством, как венцом, увенчал» город Киев и народ русский, только за видимостью завершает «Слово». По сути, юная, как подчеркивал известный исследователь этого произведения держава, «имеет значение не вывода, не приложения, а значение исходной точки, главным основания всего произведения». В этом проявляется один из аспектов, что позволяет рассматривать «Слово о законе и благодати» как образцовое для философской культуры Киевской Руси произведение, характерной особенностью которого является направленность к злободневным вопросам тогдашней общественно-политической жизни. Отсюда и присущий киево-русской философской мысли, превосходящий интерес к историософской проблематике, проблемам морали, проблемам, непосредственно связанным с осмыслением вопросов общественно-политического бытия. [10]
Именно этот круг вопросов и образует философский смысл «Слова о законе и благодати». С этим связан и вопрос о степени оригинальности творений древнерусских книжников. Новаторство киевских интеллектуалов в творении оригинальных философских систем всемирноисторичного развития человечества. Здесь они черпают из источника христианской догматики. Но в творчестве древнекиевского книжника эта общепринятая в тогдашнем христианском мире схема получает оригинальное истолкование в соответствии с неповторимостью той конкретно-политической ситуации и отношения к ней автора произведения, содержащий изложение христианской историософии. [2]
Сказанное в определенной степени касается и Илариона. Если осуществлять попытку обобщенно выявить своеобразие историософского видения, воплощенного в «Слове о законе и благодати» как достопримечательности культуры середины XI в., автором которой был апологет Ярославовых реформ, то, пожалуй, отчетливее всего она выражается в том возвышенно-оптимистическом отношении к настоящему, к настоящему состоянию истории, которому он составляет вдохновенный гимн

. Именно такая обще эмоциональная окраска точки зрения Илариона на современное существенно отличает образ истории, воспроизводимой в «Слове», от того, что был присущ западноевропейской тогдашней культуре. [4]
Показательно в этом смысле сопоставить «Слово» как образец древнекиевского историософского видения с трактатом Августина «О граде Божьем», который справедливо характеризуют как «Свод христианской философии истории». Обращаясь к современному состоянию человеческой истории, Августин, как и его преемники, с глубоким скепсисом и пессимизмом расценивает его. Оптимизм связывается только с верой в неизбежность в далеком будущем победы «града небесного». Что касается нынешнего состояния, оно изображается только как картина тяжелого странничества «града божьего» «между нечистивых», непримиримой борьбы, которую ведет «град божий» с теми, кто «возлагает славу свою в себе самом», а не в Боге». Иларион же сам относится к тем, кто «возлагает славу свою в себе самом», в своем времени, которое он вдохновенно воспевает.[6] Глубокий оптимизм его адресован «новым людям» и «новым временам», которые уже, по его убеждению, наступили. Источник отмеченного отличия - в своеобразии конкретно-исторической ситуации, в той позиции, которую занимает мыслитель относительно современной ему общественной жизни. Время, когда жил Иларион, было действительно новым для Киевской Руси, которая переживала подъем во всех сферах жизни, отмеченного переходом от патриархального состояния, который изжил себя. Он вдохновенно приветствует «новое время», которое пришло. Это и обуславливает подчеркнуто мажорную тональность «Слова» и картины современного состояния истории человечества, воспроизводимой в нем. Такого настроения можно было бы ожидать от Августина, который жил во времена гибели западной части Римской империи. Оно не соответствовало и умонастроениям западноевропейских современников Илариона - свидетелей разрушительной борьбы, которая велась в XI веке между сторонниками папы и светской властью. Разумеется, оригинальность Илариона достаточно относительна. Она образует скорее оттенок в типичном для средневекового образа мышления видения истории, пронизанной чувством поступательного развития человечества во времени. Представление истории как процесса, где новое неодолимо приходит на смену старому, где движение постоянно осуществляется по восходящей - одна из ведущих тем «Слова». [8]
Характерным для средневекового мировоззрения является и представление о борьбе двух противоположных начал, которое осуществляется в течение исторического развития человечества. Символическим выразителем полярных начал в «Слове о законе и благодати» является «закон» и «благодать». «Закон» - это «тень», «благодать» - «истина»; «Закон» - это «рабство», «благодать» - воля; «Закон» - оправдывает, «благодатью» - «не оправдываются, а спасаются». «Оправдание в этом мире есть, а спасение в будущем». В целом идея противоборства двух начал в человеческой истории присуща и с точки зрения, которую отстаивает Августин. Но существенным есть отличие, которое приобретает толкование этой идеи каждым из мыслителей. Показательным в этой связи является сопоставление библейской легенды о Агаре и Сарре, которое содержит и Августиново «О граде Божьем», и Илларионово «Слово». Для Августина борьба двух непримиримых принципов является актуальной на протяжении всей истории человечества - она была в прошлом, имеется в современном и продлится в будущем, образуя постоянное непреодолимое содержание всей истории человечества. Именно в таком духе и объясняется библейская легенда. Для Августина Исаак - сын свободной Сарры, символизирующий победу добра, наступление эпохи «благодати», является прообразом далекого будущего, которое наступит, когда иссякнет срок земной жизни, что полна борьбой двух непримиримых принципов. [4] Он, как пишет автор «О граде Божьем», «обозначает сыновью благодать, граждан свободного града, союзников вечного мира, где не будет стремления к личного и в определенном роде частного произвола, но где будет любовь, что радуется о всеобщем и потому неизменно благо, что творит из многих единственное сердце ...». Для Илариона же сосуществование положений, которые противоборствуют в истории, возможно лишь в потенции, ибо «Бог предвечно задумал Сына Своего в мир послать, чтобы Тем благодать представить». Но актуально две противоположности существовать не могут. Они сменяют друг друга в течение земной истории человечества. «Сначала закон, потом благодать» - разъясняет Иларион. [6]
«Закон» образует начальный этап истории человечества, смысл которой - «уготовление» к истине и благодати. Линия истории, следовательно, представляется Илариону направленной к вершине, где «ветхое» и «новое» не так противоборствуют, как сменяют друг друга, характеризуя каждые два принципиально различных этапа человеческой истории - «ветхое», когда царит «закон», и «новое», которое приходит ему на смену провещая победу «благодати». Отсюда следует очень важный для историософии «Слова» вывод о том, что все новое, молодое, то, что возникает позже в истории, приобретает высшей ценности по сравнению со старым, прежним. Именно во имя утверждений этой идеи Иларион и обращается к легенде о Агаре и Сарре. Она важна для него утверждением приоритета молодого Исаака - сына свободного, а не старшего Измаила - сына рабыни. Логическое завершение эта идея получает в раздумьях, что резюмируют первую часть «Слова».[1] При этом существенным является то, что торжество нового Иларион утверждает не в далеком будущем, а в настоящем. Как известно, традиционное христианское мировоззрение представляло человеческую историю как процесс, движется извне божьей волей и направляется за свои пределы в вечность, где только и считалось возможным совершение самой истории. Иларион определенным образом переакцентирует такое умонастроение. Он так очарован современным состоянием земной истории, которое уже в настоящем склонно усматривать осуществление мечты о грядущем. Современное тут вроде совпадает с будущим. А к этому приводит ряд особенностей в историософском видении Илариона. Во-первых, толкование движения человеческой истории в «Слове о законе и благодати» осуществляется не в модусе времени, как пространства. Картина движения истории вырисовывается Иларионом как процесс постепенного упорядочения жизни на все новых и новых территориях, что осуществляется благодаря христианизации. Христианство уподобляется росе, благодатного дождя, орошает землю, которая «идольской жарой» высушена. [9] И в этом смыслеВведение

христианства на Руси изображается как венец, итог всемирной истории человечества. С этим связано обоснование Иларионом созвучного с тогдашним господствующим на Руси умонастроением представления о том, что спасение, как конечная цель человеческой жизни, истории человечества, осуществляется уже в самом акте крещения, которое толкуется как «усыновление» Богом человека. «Крещение сынов своих допускает к жизни вечной», - разъясняет Иларион. Верность этой идеи, которую Иларион неоднократно повторяет в своем «Слове», позволила М.К. Никольському видеть в позиции Илариона «черты близкие к адаптионизму, то есть божественному усыновлению человека через крещение». И, наконец, с этим же логично связанной является присущее «Слову» отсутствие заинтересованности будущим. Это ясно. Ведь современное не вызывало у Илариона обеспокоенности, он не стремится освободиться от него, а потому помыслы его устремлены в будущее. Отсюда следует и свойственная Илариону ярко обнаруженная в его «Молитве» интерпретация христианского учения о будущем воскресении, спасении, воздаянии и Страшном Суде, осуществляется в контексте развитой в патристике (Климент Александрийский, Ориген, Григорий Нисский) идеи всеобщего апокатастасиса - надежды на эсхатологическое милосердие Божье, что приведет к абсолютному уничтожению зла и мрака и полное торжество добра, света и спасения.[2] Отстраненная ортодоксией на далекую периферию христианского вероучения, эта идея, как доказала О. Сырцова, воспроизводится Иларионом в полном соответствии с общей оптимистической тональностью, присущей взгляду киевского интеллектуала на человеческую историю. Такое умонастроение контрастирует по сравнению с господствующим видением истории в тогдашней западноевропейской культуре. Деятелям этой культуры чуждый обоснованный Иларионом взгляд на современное как осуществленную цель человеческого бытия. Они - в оппозиции к современному, они стремятся освободиться от него и не мыслят себе настоящего земной истории иначе как сквозь призму напряженного ожидания будущего, где каждый получит все причиненное им здесь, сейчас.[8] Показательна в этом позиция, которую обосновывает немецкий историограф XII в. Оттон Фрейзингенский. Вся прошлая и современная история земного бытия изображается в его «Хронике или истории о двух царствах» в виде «печальной картины человеческих бедствий»