Платонов в оценке литературоведов и лингвистов

В современном литературоведении, посвященном творчеству Андрея Платоновича Платонова, накоплен богатый исследовательский материал, в котором обозначено описание литературно-эстетических и философских контекстов произведений этого автора. Анализ культурных, социальных и бытовых реалий того времени помогает понять, каковы творческие истоки Андрея Платонова, его жизненные идеалы, мировоззрение, но, тем не менее, не может служить основанием для детального истолкования его наследия. Проводя широкие литературные параллели, сопоставляя одно произведение с другим, глубоко проникая в текст писателя, понимаешь очевидность того, что Андрей Платонов не только яркая писательская индивидуальность, имеющая собственное «литературное направление», но и особая, неведомая нам литература. В. Г. Распутин о платоновской языковой манере сказал очень точно: «Мы уже привыкли к тому роду литературы, который был у нас в девятнадцатом веке и продолжился в веке двадцатом. Существуют определенные способы создания такой литературы, отвечающие нашему вкусу и вниманию. Платонов совсем другой человек и другой писатель. Такое ощущение, что он пришел из таких глубин и времен, когда литературы еще не было, когда она, быть может, только-только начиналась и избирала русло, по которому направить свое течение. И где только-только начинался русский человек и русское мышление. Поэтому у него все «не по правилам» позднейшей литературы. Совсем другой мир – реальный и одновременно ирреальный; какое-то иное расположение слов и даже иные формы слов, иные мысли, еще не говорившиеся и не затвердевшие; иные у героев души, открывающиеся лишь чистому…» [Распутин 2000].
Отсюда и черта прозы А.П.Платонова, отмеченная многими исследователями его творчества, - ориентация на «коренные вопросы» бытия, при этом «современное» содержание удивительным образом выражается в архаичных формах сознания. Приметы современности в прозе А. Платонова оказываются ничем иным, как трансформированными, облеченными в новую оболочку вневременными сущностями – мифологемами, архетипами и пр. [Полтавцева 1981]. По мнению М.А.Дмитровской, «странный» язык Платонова создается благодаря чертам мифологического видения мира писателем, обращению к архетипам, а также благодаря созданию понятия силы и «переживания жизни» [Дмитровская 1990]. Автор работ утверждает, что «неправильность» языка Андрея Платонова не случайна и носит особенный смысл: средством выражения мировосприятия писателя становится столь необычная языковая манера.
Безусловно, мифологические черты на разных этапах эволюции А. Платонова-художника проявляются в его творчестве по-разному; например, в ранних произведениях они прослеживаются наиболее отчетливо, а в позднем творчестве практически отсутствуют. Исключение составляют лишь произведения о революции, в которых мифологизм А. Платонова воплощён наиболее ярко, так как его роль - «изнутри» развенчать новую мифологию эпохи, довести её до абсурда, используя её же приёмы, поэтому этот период отличается наибольшим количеством употреблений языковых аномалий различного рода.
Ключевой особенностью мира А.Платонова О.Меерсон считает принцип «неостранения», который воплощается в творчестве писателя всеобъемлюще, последовательно и разноаспектно: «Если отстранение показывает обыденное как незнакомое, заново, то «неостранение» – это отказ признать, что незнакомое или новое необыкновенно, причем сам этот отказ признать необыкновенность часто приобретает вопиющие формы и уж, во всяком случае, никогда не бывает эстетически нейтрален» [Меерсон 2001: 8]

. Например, Вощев, герой романа «Котлован», наблюдая за действиями медведя-молотобойца, удивляется не тому факту, что медведь работает кузнецом, а тому, как мастерски он это делает. Герои «Чевенгура» уверены в незыблемости факта, что коммунизм способен спасти от смерти умирающего ребенка; их удивляет лишь то, что это не происходит сию минуту, здесь и сейчас.
Кроме того, «неостранение» приводит к некой некрасивости, неудобности, даже ущербности героев и положений, в которых они оказываются –такова авторская установка, отмеченная в работах М.Ю. Михеева: «Платонову как будто нравится ставить все предметы и героев в какие-то неудобные позы, положения (неудобные и для них самих, и для нас, читающих). Обычно мы воспринимаем мир стационарно, усредненно, гладко, вещи должны быть в нем расположены на своих местах, чтобы мы знали, как ими пользоваться. Платоновские же вещи кажутся нам какими-то неуместными, показанными зачем-то намеренно некрасиво» [Михеев 2003]. Выходит, что Платонову важно создать эффект «остранения» эстетического начала бытия, показав «неостранение» безобразного, бесформенного, уродливого. Всё красивое кажется странным, а уродливое не удивляет.
Стилевую манеру А.П.Платонова не стоит сводить только к стремлению писателя отобразить посредством языка ситуацию революционной эпохи. Среди исследований языковой манеры Платонова можно отметить книгу М.Шимонюк с показательным названием - «Деструкция языка и новаторство художественного стиля (по текстам Андрея Платонова)». Скорее всего, А.Платонов намеренно и повсеместно использует деструкцию стандартного, понятного всем языка, для того чтобы показать его бессилие в изображении изменившегося миропорядка, чтобы довести до предела, порою до «разрыва» возможности, предоставляемые его системой, в поиске новых средств выразительности. Это явление носит название «тотальной языковой девиации» [Шимонюк 1997].
2.3. Андрей Платонов в оценке лингвистов
Среди множества исследований творчества Платонова на современном этапе выделяется именно «лингвистическое направление», целью которого является углубленное познание особого языкового строя произведений Андрея Платонова. Лингвистов интересует языковой эксперимент как таковой, изучение его культурной и эстетической значимости, а также поэтика языковой деформации, посредством которой можно найти новые средства языковой выразительности, чтобы суметь художественно освоить сложный и меняющийся мир в современной культуре