Бархатные революции в Европе (причины, характер, последствия).

Введение

В конце 80-х в начале 90-х годов стремительно стала меняться политическая картина стран Центрально-Восточной Европы. Переломным этапом этих изменений стали события 1989 г.
Для многих жителей ЦВЕ этот год стал символической датой. Тогда страны ЦВЕ менялась на глазах. Они покончили с авторитарными режимами, которые долгое время находились у власти, впрочем, дальнейшее их развитие
оказалось, не таким радужным, как на то надеялись участники революционных событий.
Изменение политического режима в странах Центрально-Восточной Европы происходило путем мирных народных революций. Они получили название «бархатных революций», что означало бескровное свержение коммунистического режима в результате массовых уличных акций протестов.
Сам термин «бархатная революция» применяется и к другим восточноевропейским странам, где в конце 1980-х - начале 1990-х гг. произошел бескровный переход от социалистической к либеральной системе.
Впоследствии термин «бархатная революция» стал применяться для различного рода свергнутых режимов по всему миру без военного участия. На сегодня на смену этому термину пришел более популярный термин «Цветная революция». Поскольку такие революции имели место во многих странах, то изучение их опыта крайне важно для анализа современной политической ситуации и формирования прогнозов дальнейшего развития.
Актуальность выбранной темы также обусловлена ​​спецификой развития центральноевропейских стран в посткоммунистическую эпоху. На постсоветском пространстве в странах Центрально-Восточной Европы в 1990-х годах начали образовываться независимые государства, без опыта самостоятельного управления обществом. Они сформировали свои политические системы методом проб и ошибок, ориентировались на своих западных соседей, пытались искоренить остатки коммунистической идеологии в обществе, изменить политический режим, научиться проводить демократические выборы, создать новые партийные системы, органы власти, определить сферу их полномочий, разработать систему сдержек и противовесов, поэтому на сегодня необходимо исследование опыта этих стран
с целью выявления общих и отличительных черт между ними, недостатков и
преимуществ.


Причины и предпосылки революционного движения в Центральной и Восточной Европе.
Прошло уже четверть века со времени событий, которые обычно называют «бархатными революциями». Этот - явно избитый - «бренд», который не подвергается сомнению, уже введен как в официальный дискурс, так и в учебники по истории, хотя с начала XXI века фокус общественного внимания сосредоточился на так называемых «цветных революциях», негативный опыт и печальные последствия которых все больше контрастируют с ожиданиями и лозунгами их участников, и неудивительно, так как такие псевдореволюции в значительной мере являются заранее спланированными и соответствующим образом организованными политическими проектами, чем настоящими революциями.
Зато, общественно-политические изменения, которые охватили страны Центрально-Восточной Европы в 1989- 1990 гг. (Польшу, Венгрию, Восточную Германию, Болгарию, Чехословакию, Румынию) с любой точки зрения можно считать на самом деле судьбоносными или революционными событиями. Они стали одним из самых впечатляющих проявлений процесса, который определил окончание «холодной войны», которая была, несомненно, доминирующим фактором в мировой политике во второй половине ХХ в.
Как известно, за июль - декабрь 1989 г. социалистическая система в этом регионе претерпела драматических и, казалось бы, неожиданных трансформаций - произошло падение шести коммунистических режимов. Такое стремительное развитие событий и, главное, масштаб изменений, начавшихся в результате этого, потрясли мир и оказались фактически полной неожиданностью для политиков, дипломатов, аналитиков, да и, пожалуй, и для самих участников тех событий. Поэтому понятен тот большой интерес, который проявили представители академических и экспертных сообществ к выяснению причин случившегося в этих странах в конце 1980-х гг. За период, прошедший с тех событий, появился целый ряд серьезных работ, где основательно проанализированы причины провала социалистического «эксперимента» в странах определенного региона, причем авторами некоторых из них были и, так сказать, представители «лагеря побежденных». Чтобы понять причины и характер массовых выступлений населения в Центрально-Восточной Европе, авторы этих работ могли воспользоваться материалами архивов, которые теперь стали доступными, а также получили возможность оценить результаты и последствия тех изменений, которые начали бурные события 1989 года, что, конечно, значительно облегчало задачу по всестороннему определению их причин, характера и значения. Но, с другой стороны, в их исследованиях проглядывает, отпечаток так называемой исторической политики, которая стала характерной практически для всех государств данного региона. Суть последней заключается в том, что посткоммунистическая власть пыталась навязывать обществу свою интерпретацию исторических событий, выгодную определенным политическим силам, партиям и сообществам. Это происходило из-за политического вмешательства в содержание учебников и образовательных программ, манипулирования вопросом о причинах и характере событий 1989 года в Восточной Европе архивными материалами, введенных различных форм и средств контроля за научной и педагогической работой историков, создание специальных институтов, предназначенных насаждать четко очерченные трактовку исторических событий и явлений в необходимом для «национальных интересов» духе и тому подобное. Данное обстоятельство побуждает обратиться к поиску менее политически ангажированных, а, следовательно, более исторически объективных исследований. Такими, могут быть рефлексии, аналитические обзоры и научные исследования, например, американских историков и политологов, чьи труды были напечатаны в начале 1990-х гг. Хотя они писали «по горячим следам» событий 1989 г., однако опирались на многолетний опыт отслеживания и анализа внутренней ситуации в социалистических странах, и в то же время в отличие, скажем, от ученых Восточной Европы, не испытывали давления наэлектризованной общественной атмосферы и новой (антикоммунистической) политической конъюнктуры, а потому могли, так сказать, «со стороны», более или менее беспристрастно, а, следовательно, объективно разобраться в причинах обвального падения социалистической системы в восточноевропейском регионе.
Быстрое разрушение коммунистических режимов в регионе обусловлено, по мнению западных аналитиков, как внутренними, так и внешними причинами. Обычно любые революционные потрясения обусловлены прежде всего внутренними причинами. Но в случае событий 1989 г. большинство американских политологов склонялось к мысли о важнейшей роли внешнего фактора, которым считалась политика советского руководства во главе с Михаилом Горбачевым. Некоторые вообще считали ее непосредственной причиной «бархатных революций». Так, М. В. Шумейкер писал, что «никто не предполагал событий 1989 года. Именно потому, что никто не ожидал, что Советский Союз позволит таким изменениям произойти в Восточной Европе», добавляя, что «Советский Союз не просто уступил этим изменениям, а был активным фактором, который их вызвал». Пржеворски с Чикагского университета также подчеркивал: «Горбачевская революция в Советском Союзе очевидно сыграла решающую роль, дав волю событиям в Восточной Европе».
Рассматривая внутренние причины, западные политологи указывали на экономические проблемы, с которыми столкнулись в 1980-х гг. Социалистические страны на востоке Европы, а именно: неэффективность плановой, административно-командной экономики, которая становилась все более очевидной; нехватка нужных населению товаров; проблема долгов Западу. К примеру, внешний долг Венгрии увеличился с 1300000000. американских долл. в 1974 г. до 16700000000. в 1988 г. Все больше восточноевропейцев чувствовали, как писал тогда еще не очень известный Фрэнсис Фукуяма, что именно социалистическая система мешает им достичь уровня, который существовал тогда в западных странах. Однако, утверждать, что экономические проблемы были основной причиной событий 1989 г. - значит упрощать реальное положение вещей.
По мировым стандартам, Венгрия, особенно Чехословакия и ГДР имели хорошо развитые экономики, и по сравнению со многими другими странами, причем не только «третьего мира», их можно было считать богатыми странами; Советский Союз также был «экономической и технологической державой мирового уровня, хотя и со значительно меньшим доходом на душу населения». Известный американский историк венгерского происхождения Джон Лукач справедливо заметил: «Революции осуществляются отчаявшимися людьми, но немногие в Восточной Европе достаточно отчаялись, чтобы рисковать своими приобретенными в муках частными приобретениями, которые ревностно охранялись». Иными словами, несмотря на экономические трудности, которые явно росли, рядовым восточноевропейцам было что терять при жестокой конфронтации с коммунистической властью, подвергаясь опасности возможных репрессий. Американский политолог Дэниел Широ предложил более глубокое объяснение внутренних проблем стран социалистического блока, обусловленных недостатками экономической системы. Сущность его объяснение состоит в следующем. Человечество было свидетелем пяти периодов индустриального развития. В то время как США, Япония, Западная Европа находятся на стадии широкого внедрения электроники, информационных и биотехнологий, направляя развитие своего хозяйства на максимальное удовлетворение потребительских запросов населения, что, собственно, и характеризует содержание пятого периода, Советский Союз и его восточноевропейские сателлиты задержались в третьем периоде с присущим ему концентрацией огромных химических и металлургических заводов, которые потребляли много электроэнергии, загрязняя окружающую среду, миграцией миллионов крестьян в новые промышленные центры, производством прежде всего средств производства, а не потребительских товаров, что, в конце концов, негативно сказывалось на качестве жизни населения социалистических стран.
Хронологически третий период индустриального развития в западных странах занимал последнюю треть XIX - первую половину XX в. Успешно конкурировать с Западом, чтобы доказать преимущества своего общественного строя, имея экономику, примерную по критериям 1870 - 1914 гг. Но безнадежно отсталой на пороге последнего десятилетия ХХ в., становилось все труднее, а осуществить ее структурную перестройку коммунистическое руководство оказалось несостоятельным. Отсутствие в современных условиях необходимой для эффективной экономики гибкости и технологического обновления, растущая зависимость от импортируемых технологий и иностранных источников финансирования и инвестиций, дефицит товаров повседневного спроса и услуг, комплексная бюрократизация всех сторон жизни создавали настроения общего недовольства. Но при всей важности выяснения сущности экономических проблем, обострялись в социалистических странах Восточной Европы, не менее важно понять изменения в политической и моральной атмосфере. Д. Широ указывает на еще один важный момент. Эти страны под руководством коммунистов достигли неоспоримых успехов в модернизации традиционного общества, которым они в основном были на момент их прихода к власти, и именно вследствие их политики населения в странах Восточной Европы становилось более урбанизированным, более образованным, более сознательным, то есть таким, которое уже не хотело послушно терпеть очевидные недостатки системы, мириться с коррупцией, ложью, потерей элементарного социального доверия к власти, диктатом бюрократического аппарата. Учитывая эти обстоятельства, Д. Широ, признавая, по сути, незаурядные достижения коммунистических режимов в социально-экономической области, делает, на первый взгляд, пародоксальный, но полностью логичный вывод: «Без социальных изменений, связанных с экономическими преобразованиями, имевших место в Восточной Европе в 1948 - 1988 гг

. эти революции не произошли бы».
Успех антикоммунистических выступлений второй половины 80-х гг. объяснялся также глубоким кризисом правящих коммунистических партий и государственной бюрократии, чья политическая практика фактически дискредитировала те лозунги, которые провозглашались. Как справедливо отметил А. Пшеворский: «Идеология стала угрозой социальному порядку, в который она была воплощена». Государственный переворот генерала Ярузельского был доказательством того, что компартии не могут больше управлять, ограничиваясь лишь пассивными уступками. Западные политологи единодушно констатировали моральное банкротство коммунистических правителей, что, в свою очередь, в глазах населения подвергало сомнению их право на пребывание у власти. Профессор политических наук Калифорнийского университета в Беркли Джузеппе ди Пальма писал: «Коммунистические режимы потеряли веру в свое право руководить - в свой «мандат небес». С ним согласен и уже упоминавшийся Д. Широ: «Правящие элиты потеряли веру в свою легитимность». А отсюда вытекало впечатляющее отсутствие у коммунистических руководителей уверенности в своих силах и недостаток политической воли во время бурных событий 1989 г. Их психологическое состояние довольно точно обрисовал тот же А. Пшеворский: «На 1989 г. партийные бюрократы не верили в собственные слова. А чтобы стрелять, нужно во что-то верить: когда тем, кто держит спусковой крючок, совершенно нечего сказать, они не имеют силы нажать на него».
Власть буквально на глазах теряла контроль над ситуацией, а вместе с тем свою легитимность. По словам бывшего советника советского посольства, в Берлине, поведение руководителей ГДР в ноябре 1989 г. имело «сумбурный характер и вызывало порой впечатление глубокого политического и административного обморока». Добавим лишь, что подобная растерянность была характерна для партийно-государственного руководства и других социалистических стран. Все это должно иметь действительно кумулятивный эффект и определило печальную судьбу коммунистических режимов в Восточной Европе. Ряд реформ, начавшихся в странах Восточной Европы после крутых и драматических событий 1989 года, имел явно революционный характер: демонтаж социалистического строя, трансформация политической системы через внедрение демократических процедур, создание новых партий, распространение плюрализма на идеологическую и политическую сферы, переход на рельсы рыночного хозяйства с полным восстановлением института частной собственности и тому подобное. Таким образом, в результате событий 1989 года, которые ликвидировали политические режимы советского типа, и проведенных вследствие них реформ в странах Восточной Европы произошла смена общественно-политического и экономического строя.
Итак, учитывая классическое определение содержания понятия «революция», они заслуживают называться революциями или, если кому-то нравится, «бархатными революциями». Однако, все оказывается таким однозначным, как представляется снаружи. Некоторые ученые считают, что для характеристики рассматриваемых событий слово «революция» выбрано не очень удачно. Их аргументы можно свести к следующим тезисам.
Во-первых, ни один коммунистическое правительство Восточной Европы не было, собственно, свергнуто. Все они мирно сложили с себя властные полномочия. В решающие моменты ни одно коммунистическое правительство не отдало приказа стрелять в своих граждан, вышедших на многолюдные митинги и демостранции (исключение составляет Румыния, но и там сопротивление со стороны правящей силы был недолгим). Более того, коммунистические партии лояльно отнеслись к изменению политической ситуации, участвовали в первых после 1989 г. многопартийных выборах и в некоторых странах даже победили (Албания, Болгария и т.д.), хотя и ненадолго.
Во-вторых, нигде, за исключением Польши, не сформировалась внутренняя оппозиция, которая стала серьезной угрозой для коммунистической власти, которая имела четкую программу, собственно, революционных действий, открыто декларируя свою настроенность на коренной слом существующей системы. И в здесь, то есть в Польской Народной Республике, появление мощной политической оппозиции (профобъединений «Солидарность») не вызывало мгновенного разрушения системы, а обусловило ее постепенную трансформацию в процессе переговоров, компромиссов, уступок, согласованных преобразований. Кстати, подобным путем после смерти Франко к демократической форме правления перешла такая страна, как Испания.
В-третьих, реформы и преобразования, начатые событиями 1989 г., осуществлялись, как ни странно на первый взгляд, с участием значительного, а в некоторых странах и большей части представителей еще недавно правящих элит. Бывшие представители партийно-государственной номенклатуры умело приспособились к процессу реформ и смогли удержать в своих руках не только власть (которая и так у них была раньше), но и сосредоточить в своих руках собственность, о чем в социалистический период не могли и мечтать. Однако такая, довольно распространенная практика отнюдь не соответствует содержанию настоящей, классической революции, ибо последняя как раз и лишает власти и собственности дореволюционные правящие элиты и господствующие классы.
И, в-четвертых, революции не приводят к воссозданию того порядка, который существовал до предыдущей революции. В данном случае мы видим, как раз такое явление: так называемые народнодемократические революции в конце 1940-х гг. разрушили тот политический и социально-экономический строй (капитализм), который - разумеется, с учетом реалий современного мира, но с соблюдением его основных параметров - восстановили «бархатные революции». Неудивительно, что представители левых политических взглядов нередко называют события 1989 года и обусловленные ими трансформации общественного строя контрреволюциями. Попутно отметим, что со временем и отдельные ученые в самых восточноевропейских странах начали с большей осторожностью относиться к применению слова «революции» о событиях 1989 года. Так, профессор Будапештского университета им. Лоренца Этвеша, известный венгерский историк Лайош Ижак называет события 1989 г. революцией, но берет это слово в кавычки («революция»), и, на наш взгляд, делает это не случайно. Примечательно, что он уточняет свою оценку, предложив, как представляется, достаточно удачное и, главное, более точное определение того, что происходило в 1989 году, а именно - «переговорная революция». Кстати, данный термин по своему содержанию сполна годится и для характеристики подобных процессов 1989 - 1990 гг. в других странах Центрально-Восточной Европы (например, в Польше или ГДР).
Итак, как видим, определение исторического содержания и сущности событий 1989 г. является непростой задачей. Поэтому историки, политологи, философы последующих поколений будут, вероятно, еще не раз возвращаться к тщательному и детальному анализу их причин и сущности. Но, не подлежит сомнению, так это их огромное историческое значение, независимо от их оценки современниками или потомками. Произошедшие в Восточной Европе на рубеже 80 - 90-х гг. ХХ в. события, относятся не только к наиболее выдающимся, но и к таким, которые, как не без оснований считают некоторые уважаемые ученые, подвели черту под целым веком, так сказать, «досрочно» завершили его, начав во многом уже новую эпоху всемирной истории.
В начале 1990-х гг. Дж. Лукач отметил, что «наш fin-de-siècle (конец века) уже завершен: потому что, если не принимать во внимание хронологию, двадцатый век завершился событиями 1989 года».
«Бархатные революции» в странах ЦВЕ и их последствия.
9 ноября 1989 г. пала Берлинская стена, которая разделяла не только Западный и Восточный Берлин, но и два способа политических и экономических взаимоотношений в обществе. Первый способ – либерально-демократический, который базируется на идеях абсолютной ценности человеческой личности и необходимости их дифференциации в обществе, признания естественного равенства прав людей от рождения, признании неотчуждаемости ее прав на жизнь, свободу, собственность, автономию индивидуальности.
Либерально-демократический принцип также предусматривает: - договорный характер отношений между государством и индивидом;
- ограничение объема и сфер вмешательства государства;
- защищенность в рамках закона от государственного вмешательства в личную жизнь человека;
- свобода его законных действий во всех сферах общественной жизни;
- необходимость разделения труда, свободной торговли и предпринимательства.
В целом идеология либерализма основывается на двух важных мировоззренческих предпосылках: представлении о первичности и естественности индивидуальных прав, потребностей и интересов и на признании необходимости нормативного их регулирования
Главные идеи классического либерализма были сформулированы в XVII-XIX вв. в произведениях Джона Локка, Томаса Гоббса, Адама Смита, Иеремии Бентама, Джона Стюарта Милля, а также американских просветителей Бенджамина Франклина, Томаса Джефферсона, Джеймса Мэдисона.
У истоков либерализма стоял Дж. Локк, который обосновывал идеи общественного договора и естественного права. Согласно первой государство является результатом соглашения между людьми. По этому соглашению люди передают государству часть своих прав, но есть такие права, принадлежащие им от рождения и не могут быть отчуждены. К ним относятся прежде всего право на жизнь, свободу и собственность. Идея индивидуальной свободы является центральной в либерализме. Именно свобода стимулирует поиск путей достижения успеха, предприимчивость, новаторство, то есть все то, что присуще свободному рынку и капиталистическим отношениям.
Второй способ - тоталитарно-корпоративный, который ищет себе опору с помощью всеобщего контроля, как над политической, так и экономической жизнью общества, присущий он и марксистско-коммунистической идеологии.
Основными идеалами, которые исповедует марксистско-коммунистическое идеологическое учение, приоритет общественной собственности над другими формами, декларативное отсутствие эксплуатации человеком человека и необходимости справедливого распределения материальных благ, духовных ценностей в зависимости от затраченного труда, направляет прежде всего внимание на обеспечение социальных прав личности. Соответственно, все эти идеалы, вступая в противоречие с психологической природой человека, по сути пренебрегали значение экономической свободы индивидов, конкуренции, не предоставляли четкого, адекватного и справедливого механизма определения степени «затраченного труда», предусматривали нетрудовые перераспределения доходов, функционирование и приоритет нерыночных механизмов в экономике, вмешательство непроизводственного актера (партии, класса, бюрократии, государства) в производственные отношения. Базовыми ценностями марксизма является общественная собственность на средства производства, равенство, народовластие, интернационализм. В основу марксистской трактовки социализма положено следующие постулаты:
социализм высшая по сравнению с капитализмом форма общественной организации, переход к которой возможен только путем революции;
построение социально справедливого общества невозможно без уничтожения частной собственности на средства производства;
путь к социализму лежит через замену буржуазного парламентаризма диктатурой пролетариата, соответственно марксизм особенно много внимания уделяет разработке теории диктатуры;
необходимость запрета частной собственности, рыночных отношений, политической и духовной оппозиции;
в политической борьбе активное использование насилия и принуждения, определялись как «диктатура пролетариата», «революционная борьба», «революционное правосудие», «пролетарская справедливость» и др.;
признание социализма в качестве промежуточного звена между буржуазно-капиталистическим и коммунистическим формациями.
Еще до падения Берлинской стены экономист, политический философ, доктор права и политических наук, сторонник концепции «свободного общества», либеральных принципов в экономике, теоретик либертаризма, правового государства, лауреат Нобелевской премии в области экономики, член Британской академии, Австрийской академии наук, Фридрих Август фон Хайек (нем