Апории Зенона: диалектика или метафизика

Введение

Классическая философская проблема мышления о целом (открытости целому), опыта встречи с явлением не отдельных вещей, идей, восприятий, смыслов, а мира как целого, смысла как такового (осмысленности как таковой). Это исходная метафизическая проблема, к которой обращена мысль первых философов, представителей элейской школы в частности Зенона.
Апории это не логические задачи для отвлеченного ума, а своего рода духовные упражнения, цель которых – разрушение привычных, естественных способов мышления, переход от аналитического способа восприятия мира к целостному.
Заслуги Зенона как философа очень велики. Он развивал логику как диалектику.
Основная мысль апорий Зенона Элейского состоит в том, что дискретность, множественность и движение характеризуют лишь чувственную картину мира, но она заведомо недостоверна. Истинная картина мира постигается только мышлением и теоретическим исследованием.
Наиболее известным изложением элейского отрицания движения и постулирования неизменности и неподвижности сущего являются апории Зенона, доказывающие, что если допускается существование движения, то возникают непреодолимые противоречия.
Апории Зенона не утратили своего значения и в современном научном знании, развитие которого связано с решением противоречий, возникающих при отражении реальных процессов движения - это единство прерывности и непрерывности пространства и времени, и делает возможным движение.

Сущность диалектического противоречия в свете апорий Зенона
Создателем субъективной диалектики как искусства спора или толкование противоречивых мнений Аристотель считал Зенона с Элеи, мастера критического анализа общепринятых мнений и опровержения тезисов противников путем «доведение их до абсурда», и которому принадлежит известный труд «Споры». Платон отметил способность Элеаты охватить противоречия и называл Зенона умелым изобретателем, «чье антологические искусство способно внушить слушателю, что одно и то же, подобное инеподибне, есть в состоянии покоя и движется». Суть метода споры Зенона состояла в том, что сначала предлагалось утверждение, противоположное тому, которое требовало доказательства, а затем рациональной аргументацией доказывалось, что это ведет к неразрешимой противоречия, и истинным должно быть противоположное утверждение.
В отличие от диалектики Гераклита, направленной на постижение объективно-динамических аспектов явлений, диалектика Зенона может быть названа субъективно-статическим методом. Он развивал учение своего учителя Парменида о едином, отрицая узнаваемость чувственного бытия, множественности вещей, их движения и доказывая, что существует только недвижимое бытия. Именно элейцы впервые доказали противоречивость единственного и множественного, или мыслительный и чувственный мир.
Логические парадоксы Зенона традиционно называются «апориями» (от греч. «А» - частица отрицания, «porцs» - «выход», «арогиа» - «безысходность», «тупик», «удивление») - термин, которым античные философы фиксировали непостижимые для них противоречия в понятиях движения, времени и пространства и тому подобное. Наиболее известны те, что дошли до наших времен - апории Зенона «Ахиллес и черепаха», «Стрела», «Дихотомия», «Подвижные тела». В них речь идет не о реальности движения, а прежде всего о возможности его объяснения умом в логике понятий, о его противоречивость как ди-лектичнои единства движения и покоя, прерывистыми и непрерывного, конечного и бесконечного, поскольку действительно трудно найти что-то постоянное, если все текучее и текучее. Постоянное осмысление движения здесь сразу же вступает в противоречие с его чувственным восприятием в повседневной опыте. На выяснение этой противоречивости обращал внимание Зенон, прославившись не только своими апориями, но и выяснением противоречий между разумом и чувствами. Выступая с позиций рационализма, он показывал ограниченность чувственного познания, подходил к выявлению действительных противоречий, явлений объективного мира, что способствовало развитию логического мышления, его диалектизация.
Всё дело в адекватном понимании самой противоречивости движения, т.е. единства в нём непрерывного и прерывного, как форм объектносубъектного отношения. А этого, на мой взгляд, со времени Зенона как раз и не хватает не только философскому мышлению, но и естествознанию. Впрочем, это касается не только непрерывности и прерывности, но и всех остальных сопряжённых категорий диалектики, которые до сих пор рассматриваются преимущественно под онтологическим углом зрения. То есть диалектика, в первую очередь, понимается как процесс развития объективного мира, и только во вторую (в виде отражения) – как процесс развивающегося познания. Это глубочайшее заблуждение, на преодолении которого в сущности и направлены апории Зенона.
Зенон, конечно же, не отрицал движения, он просто обратил внимание на то, что если его (движение) наделять, кроме объективно присущей ему непрерывности, ещё и субъективной прерывностью, то оно неминуемо должно прекратиться в силу предполагаемой бесконечной делимости пространства и времени. Ибо бесконечно уменьшающиеся отрезки пространства и времени в пределе стремятся к нулю, или, что одно и то же, к остановке движения. То есть нулевые значения пространства и времени, потенциально заложенные в апориях, означают отсутствие движения. Ничего другого Зенон не утверждал, точнее, он просто предупреждал, что недопустимо смешивать способ описания движения (его дифференциацию, говоря современным языком) с самим объективным движением, которое абсолютно непрерывно. Именно этого, к великому удивлению, уже давно не хотят или не могут понять ни философы, ни естествоиспытатели, продолжая морочить голову себе и другим.
Однако дело не столько в самих апориях Зенона, сколько в тех следствиях, вытекающих из них, как для диалектики, так и науки в целом.
Рассмотрим эти следствия, прежде всего, относительно диалектики. В целях краткости будем анализировать лишь её ядро – диалектическое противоречие.
Задача здесь заключается в том, чтобы преодолеть, наконец, тот онтологический объективизм, которым почти поголовно оказались зараженными специалисты советской обоймы. Причём трагизм ситуации усиливается ещё и тем, что эти специалисты, к сожалению, продолжают и поныне преподавать философию, распространяя метастазы марксизмаленинизма на новые поколения.
Между тем ни древние, ни современные мыслители (включая не только Гегеля, но и Маркса) никогда не рассматривали диалектическое противоречие, а, стало быть, и диалектику в целом, как абсолютно объективный феномен.
Так, в древности диалектика понималась как искусство вести полемику. А полемика возникает там и тогда, когда об одном и том же объекте высказываются противоположные суждения, что неизбежно субъективирует предмет обсуждения одной из сторон. Например, одни утверждали, что движение непрерывно, а другие – что оно прерывно. Вот Зенон, собственно, и показал, что если противоположные утверждения переносятся на объект, в частности, на движение, то это неизбежно приводят к абсурду: определенное тело будет одновременно и двигаться, и находится в покое.
Чтобы исключить подобные (абсурдные) ситуации, существует только один путь. Он заключается в признании того, что лишь одна из противоположностей диалектического противоречия когерентна самому предмету, каким он является объективно, тогда как другая, сопряжённая с ней, представляет собой лишь способ освоения объекта субъектом. То есть надо категорически признать, что диалектическое противоречие является исключительно противоречием познания, или, что одно и то же, противоречием объектносубъектного отношения. И, следовательно, его экстраполяция на объективный мир, без ссылки на субъект, попросту бессмысленна (беспредметна).
По существу то же самое утверждал и Кант, совершивший коперниканский поворот в гносеологии и тем самым сформулировавший исходные принципы своей трансцендентальной диалектики, или Логики. Правда, Кант откровенно капитулировал перед возникающими в познании диалектическими антиномиями, считая их абсолютно равноправными, симметричными, а потому и не разрешимыми.
Потребовался гений Гегеля, чтобы преодолеть кантовскую трансцендентнотрансцендентальную логику и, таким образом, показать, что диалектическое противоречие, как форма объектносубъектного отношения, необходимо разрешается в новом понятии, являющемся единством противоположностей, или их истиной

. «В «Феноменологии духа» писал он – я представил сознание в его поступательном движении от первой непосредственной противоположности между ним и предметом до абсолютного знания. Этот путь проходит через все формы отношения сознания к объекту и имеет своим результатом понятие науки». А диалектика, или Логика, потому и становится особой наукой, что оказывается предельным обобщением этого пути.
Наконец, нельзя не упомянуть и Маркса, который, правда, без ссылки на Канта и Гегеля (что характерно для всех основоположников марксизма), в первом тезисе о Фейербахе также рассматривал диалектику (имея в виду диалектический материализм) как неразрывную объектносубъектную связь. «Главный недостаток – вещал там Маркс всего предшествующего материализма – включая и фейербаховский – заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берётся только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно». Словом, основоположник марксизма признавал, что так называемая «материалистическая диалектика» зиждется на объектносубъектном взаимоотношении, не замечая, что в этом случае диалектика неминуемо утрачивает прилагательное «материалистическая».
К этому следует добавить, что в части Фейербаха Маркс явно лукавил, поскольку Фейербах раньше его осознал принципиальное значение объектносубъектного отношения для диалектики, ввиду чего отказался от противопоставления материализма и идеализма, заявив, что, идя назад, он с материалистами, идя вперёд, он не с ними.
Таким образом, в истории философии достаточно оснований для вывода о том, что диалектика порождается не чем иным, как объектносубъектной связью, является, следовательно, исключительно методологией познания, и по этой причине не может быть когерентной любой форме онтологического объективизма, основанного либо на материи, либо на духе. Отсюда само подразделение философии на материализм и идеализм, вслед за Фейербахом, пора давно уже определить как исторический анахронизм.
В философскометодологическом плане апории Зенона имеют еще один важный аспект. Трактуя диалектическое противоречие как форму объектносубъектного отношения, т.е. как противоречие познания, Зенон тем самым, по существу, придал отражению значение элементарной клеточки взаимодействия всего сущего. Ибо отражение никогда не бывает односторонним, оно всегда представляет собой форму взаимодействия с отображаемым. Но если в диалектике познания это проявляется в том, что объект субъективируется, а субъект объективируется, что, в конечном счёте, ведёт к синтезу этих противоположностей, иди их истине. Тогда как в природе, взятой вне человека, взаимное отражение объектов означает просто передачу воздействий друг другу по третьему закону Ньютона. В последнем случае, конечно же, нет никакого диалектического противоречия, поскольку нет гносеологического синтеза противоположностей, т.е. не возникает вопроса об истине, а, стало быть, тут нет и диалектики.
В апориях Зенона скрываются глубокие и трудные проблемы. Даже в тех случаях, когда «наивность» его аргументов кажется очевидной, как в случае апории «стадион». Зенон рассматривает движение двух рядов всадников в противоположных направлениях относительно третьего ряда и утверждает, что всадник проходит за одно и то же время и целый путь, и его половину, что невозможно, так как целое не равно половине. Мы сразу вспоминаем об «относительности» движения, которой Зенон «ещё не знал» и говорим, что всадник прошел целый путь относительно одного всадника (движущегося) и половину пути относительно другого (стоящего на месте), и таким образом никакого противоречия здесь нет. Но Зенон ведь говорит о другом. Спрашивается, движется ли всадник на самом деле, поистине. Если да, то какой путь он проходит на самом деле, каково его истинное перемещение? Если же он относительно одного движется с одной скоростью, относительно другого – с другой, относительно третьего вообще не движется, а покоится, то и получается, что никакого действительного, истинного движения не существует. Приняв во внимание всю вселенную, мы должны утверждать, что всякое тело одновременно и покоится, и движется со всеми возможными скоростями. Это и означает, что никакого движения на самом деле, в реальности, в самом бытии, не существует. «Движение» – лишь то, что «кажется», когда мы смотрим на тело с определённой точки зрения, ибо с другой точки зрения тело движется иначе (и таких точек зрения бесконечно много) или покоится. Таким образом, в самом бытии, или в бытии самом по себе, никакого движения нет. Можно, пожалуй, сказать, что Зенон не только впервые понял относительность движения, но и опередил научную мысль на 22 столетия, так как во всей античности и в средние века движение считалось абсолютным. Лишь Галилей вводит в физику принцип относительности, хотя и лишь для «инерциальных» систем отсчёта. Даже Ньютон признаёт еще абсолютное движение - относительно абсолютного пространства. Но все попытки найти это «истинное движение» относительно системы отсчёта, покоящейся в абсолютном пространстве, оказались тщетными, что и было одной из важнейших причин возникновения теории относительности Эйнштейна.

Рассуждения Зенона дали мощный импульс развитию философии, логики и математики. Например, достаточно записать его «дихотомию» в математической форме, чтобы получить понятие бесконечного ряда и геометрической убывающей прогрессии. Особенно важное значение они приобрели в математике тогда, когда стали решать задачи на определение площади и объёма, задачи, которые позднее вошли в круг проблем математического анализа и теории пределов. До Зенона было интуитивно ясно, что бесконечная сумма конечных величин должна быть бесконечной. Логический анализ Зенона показал, что конечный отрезок можно разделить на бесконечную сумму отрезков, каждый из которых конечен! Зенон заставил математиков задуматься над тем, что значит, что точка «находится на» прямой, что такое «непрерывность», «бесконечность», что такое «граница» или «конец» линии или плоскости. Апории Зенона заставили ввести различие между актуальной и потенциальной бесконечностью, которое и сейчас занимает важное место в спорах об основаниях математики между логицистами, конструктивистами и интуиционистами.

2. Метафизический смысл апорий Зенона
«Метафизичность» учения Зенона, как правило, заключена в том, что в апориях речь идет о неподвижности бытия, в отличие от учения Гераклита об изменчивости и непостоянстве всего сущего. Но вот парадокс: поэма Парменида, учившего о неподвижности, насыщена образами движения – ходами, путями, тропами, стезями и т. д. Основной «экзистенциальный» нерв поэмы – это выбор между двумя путями: путем истины и путем мнения. Первый путь, который проходит философ , – это восхождение к воротам дня и ночи. Здесь он узнает от богини о том, что есть два пути: путь смешения бытия и небытия и путь ясного различения их (путь мнения ипуть истины). Истинный путь – понимание того, что небытия нет, что оно никак, никаким образом не может быть. Это значит, что небытие вообще нельзя представить, включить в поле внимания, которое полностью вмещает только бытие. Небытие – это не «дырочка» в бытии, которую можно заполнить, не отсутствие чегото, из которого нечто возникает, хотя только что его не было. Небытие не может стать бытием, а это значит, что из небытия ничего не может возникнуть. Об этом смешении в головах смертных (о том, что небытие есть именно как отсутствие, «дырочка в бытии») и говорит Парменид: они (т