Внешние конфликты в романе

Роман «Собор Парижской богоматери» был написан Виктором Гюго в 1831 году. Задачей писателя было создание исторического романа нового типа, который рассказывал бы не о жизни монархов и их приближенных, а о жизни и деятельности представителей простого народа.
Как указывает исследователь творчества Виктора Гюго М.В.Трескунов, замысел романа относится к 1828 году, «именно этим годом датирован план произведения, в котором уже намечены образ цыганки Эсмеральды, влюбленных в нее поэта Гренгуара и аббата Клода Фролло. По этому первоначальному плану Гренгуар спасает Эсмеральду, брошенную по приказу короля в железную клетку, и идет вместо нее на виселицу, в то время как Фролло, разыскав Эсмеральду в цыганском таборе, предает ее в руки палачей» [15, с. 9]. В дальнейшем план и замысел романа претерпели заметные изменения. В начале 1830 года в заметках на полях рукописи появилось имя капитана Феба де Шатопера.
Работа над романом длилась с конца июля 1830 года и была закончена в рекордно короткий срок — уже к середине января 1831 года. Поскольку на формирование взглядов Гюго заметное влияние оказали революционные события июля 1830 года, то его роман о средневековье получился весьма актуальным.
«Собор Парижской богоматери» - это, прежде всего, роман о жизни народа. Сам образ собора стал для писателя выражением созидательной мощи народного гения. По словам М.А. Трескунова, «дифирамбы, посвященные искусству средневековой Франции, в конечном счете адресованы подлинному творцу этого искусства — народу. Знаменитый Собор Парижской богоматери для Гюго прежде всего — чудесное произведение народного искусства, оскверненное преступлениями фанатиков и изуверов католической церкви» [15, с. 9].
Трагедия цыганки Эсмеральды, составляющая основную сюжетную линию романа, разворачивается на фоне широкой панорамы жизни средневекового Парижа. Большое внимание автор уделяет изображению массовых народных сцен.
Роман начинается представлением моралитэ, написанным поэтом Пьером Грегнуаром. Молодой талант жаждет представить свое творение парижскому народу, и уличная толпа действительно пытается сосредоточить внимание на отвлеченных диалогах аллегорических фигур. Но простой народ привлекают совсем иные, веселые и грубоватые зрелища. Одной из самых колоритных в романе становится острогротесковая сцена избрания «шутовского папы»: «Представьте себе вереницу лиц, изображающих все геометрические фигуры – от треугольника до трапеции, от конуса до многогранника; выражения всех человеческих чувств, начиная от гнева и кончая похотливостью; все возрасты – от морщин новорожденного до морщин умирающей старухи; все фантастические образы, придуманные религией, от Фавна до Вельзевула; все профили животных – от пасти до клюва, от рыла до мордочки. Вообразите, что все каменные личины Нового моста, эти застывшие под рукой Жермена Пилона кошмары, ожили и пришли одни за другими взглянуть на вас горящими глазами или что все маски венецианского карнавала мелькают перед вами, словом, вообразите непрерывный калейдоскоп человеческих лиц» [4, с

. 45].
Гюго создает колоритную картину полубезумной вакханалии. Люди, собравшиеся на площади, грубы и необразованны, им не понять утонченной поэзии Грегнуара. Но они умеют веселиться, забывая о повседневных невзгодах, и картины их веселья не менее живописны и ярки, чем произведения фламандских художников, с которыми сравнивает их Гюго. Да и демонстрируемые здесь уродства перекликаются со скульптурным убранством средневековых соборов, где, как известно, преобладали изображения всевозможных языческих чудовищ.
Не менее ярко представлена в романе и повседневная жизнь так называемого Двора чудес. Такое название в средневековом Париже носили кварталы, населенные ворами, нищими и бродягами. В первый раз Гюго показывает обитателей Двора чудес не в их естественной среде обитания, а на Гревской площади, во время шествия, посвященного Квазимодо, - вновь избранному папе шутов: «За цыганами двигались подданные королевства «Арго», то есть все воры Франции, разделенные по рангам на несколько отрядов; первыми шли самые низшие по званию. По четыре человека в ряд, со всевозможными знаками отличия соответственно их ученой степени в области этой особой науки, проследовало множество калек – хромых и одноруких: карманников, богомольцев, эпилептиков, скуфейников, христарадников, котов, шатунов, деловых ребят, хиляков, погорельцев, банкротов, забавников, форточников, мазуриков и домушников,– если перечислить их всех, то это утомило бы самого Гомера» [4, с. 60].
Следует отметить, что уже в эпоху средневековья нищенство являлось своеобразной индустрией и большинство изображенных писателей калек, на самом деле, были здоровыми людьми. Вечером, когда они возвращались в свой квартал, их увечья чудесным образом исчезали, что, видимо, и дало основание именовать его Двором чудес. Однако Двор чудес хранил свои тайны, а потому представлял опасность для случайно оказавшихся там чудаков. В этом предстоит убедиться и одному из героев романа – уже упоминавшемуся выше Пьеру Гренгуару.
Увязавшись за прелестной цыганкой, поэт действительно попадает в то таинственное место, где «слепые прозревают, а безногие бегают». При этом Гюго описывает жизнь Двора чудес так, как будто знает ее изнутри. Писатель вовсе не осуждает живущих там людей, для которых путь преступления становится единственным способом выживания в мрачном и жестоком мире средневековья. Вынужденные и сами быть жестокими, чтобы защитить свой небольшой мирок, они всегда готовы прийти на помощь друг другу