Софийные мотивы в «Новгородском цикле» А.И. Одоевского

Историческая трактовка судьбы Новгорода художественно воплощается в двух важнейших мотивах исследуемого цикла: мотив святого, семантически восходящий к древнерусским истокам, и мотив разрушения, связанный в первую очередь с образом царя. Примечательно, что мотив русского святого символически связан и с образом отдельного героя, и с коллективным образом новгородцев, и с идеями А.И. Одоевского о нравственно-философских и религиозных основах древнерусской национальной культуры.
На наш взгляд, одним из важнейших образов, организующих смысловое единство «Новгородского цикла» и воплощающих патриотические и нравственные искания автора, является образ Софии. Именно этот образ-символ проявляет представления А.И. Одоевского о связи древнерусской культуры со всем христианским миром. Софийные мотивы так или иначе репрезентируются во всех балладах цикла, однако в полной мере раскрываются в «Неведомой страннице». Здесь лирическое событие организуется с помощью авторской интерпретации мифа о Софии, спустившейся с небес к новгородцам.
Для более детального изучения софийных мотивов обратимся к учению о Софии, которое было сформировано еще в ранней христианской культуре и выражало представление людей о мудрости и тождестве с божественным. Так, библейская традиция раскрывает образ Софии, Премудрости Божией, как девственное порождение верховного отца, его демиургическая воля. В «Премудрости Соломона», которая, вероятно, была написана во втором столетии до н.э., София является объектом служения: «Премудрость светла и неувядающа, и легко созерцается любящими ее, и обретается ищущими ее». София может быть представлена как «строительница» мира по божественному замыслу: «Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его». Не менее важным является то, что с «софийностью» связаны понятия «мать», «материнское лоно», «начало».
Применительно к нашей работе целесообразно рассматривать новгородский аспект софийных мотивов. Так, Д.С. Лихачев подчеркивал: «София получила очень широкое распространение в Новгороде, носителе старорусской культуры и письменности, куда христианство пришло под знаком Софии, Премудрости Божией». В этом смысле можно говорить о том, что образ Софии впитал в себя представления об истинной красоте, гармонии, объединяющем начале, а также воплотил любовь к своей культуре.
В «Новгородском цикле» А.И. Одоевского миф о Софии не только художественно воплощается на разных уровнях, но и получает особое творческое осмысление. В художественном пространстве исследуемого цикла каноническая основа библейско-христианского мифа соединяется с личностными переживаниями автора, связанными с драматическими событиями русской истории. Благодаря этому вполне явно выражается патриотическое сознание А.И. Одоевского, его уважение и любовь к истории, нравственно-философским основам национальной культуры.
В Новгородских балладах София представлена в женском облике: «странница», «старица», «изгнанница», «дева», «невеста», «целебница», «божия посланница», «неведомая женщина». В ее образе одновременно сочетается и земное, и божественное, небесное

. Подобная двойственность также проявляется в художественном пространстве: это Новгород, где видят «неведомую женщину» с ясными очами, и небо, откуда спадает «слово тихое» ее. Новгород является земным пространством, где разворачивается борьба, в то время как небо – это пространство сакральности и высшего смысла. Развертывание этих смыслов, перемещение Софии в этих сферах выступает в качестве сквозного мотива исследуемого цикла.
В балладе «Старица-пророчица» в образе Софии тесно переплетены библейское воплощение непорочности и религиозное представление о свободе и освобождении. Обручение «душой» с «невестой» демонстрирует готовность отважных воинов к борьбе и даже гибели за свою независимость, их кровное родство со своим пространством и домом:
«Есть одна теперь невеста,
Есть одна - святая София:
Обручись ты с ней душою,
Уберися честно ранами
И омойся алой кровью».
Образ Софии также соотносится с мотивом воинского подвига: защита Софии – это героический поступок, долг всех новгородцев. София становится символом общности, сплоченности новгородцев, которые прославляют ее и готовы противостоять врагу. Этот смысловой акцент особенно ярко проявляется в воинском призыве, воплощающем глубокие патриотические чувства:
«С радостным кликом Софии святой
Стала дружина - и полный отваги
Ринулся с берега всадников строй».
Святость Софии подчеркивается не только в ее описаниях, но и с помощью мотива видения, пророчества. Так, предсказание старицы, стоящей на мосту «чрез синий Волхов», дает воинам возможность выбора, в котором воплощается важнейшее противопоставление «свобода-рабство». Борьба и гибель за Шелонь ярко противопоставлена возможному рабству:
«Обручися ты с невестою:
За Шелонью ляжь костями.
Если ж ты мечом не выроешь
Сердцу вольному могилы,
Не на вече, не на родину,-
А придешь ты на неволю!».
Композиционно и стилистически баллада также связана с мотивом пророчества: в первой и последней частях, где появляется возможность выбора (свобода или рабство), усиливается фольклорное начало. Это и песенная анафора («На мосту стояла старица, / На мосту чрез синий Волхов...»), и ситуация вопроса («Загадай ты мне на счастие, / Ворочусь ли через Волхов»), и символика пророчества («За Шелонью враны каркают, / Плачет в тереме невеста»). При этом появляющийся образ ворона также имеет особое значение: в фольклоре и древнерусских литературных памятниках с вороном связывают предвестие военных неудач. Звуковая символика плача также усиливает гнетущую обстановку.
Развитие софийных мотивов в «Новгородском цикле» не ограничивается смещением смысловых акцентов с образа Софии-невесты к воинскому призыву. На наш взгляд, дальнейшее преображение Софии, становящейся заступницей, связано с развитием идеи всеобщности и проявлением духовного начала. Так, в «Кутье» образ Софии расширяется с мифопоэтической точки зрения, приобретает семантику изначальности, материнства:
«Грозный злобно потешается
В Белокаменной Москве.
В небе тихо молит София
О разметанных сынах».
Эти строки нам кажутся особенно важными, поскольку в них в наибольшей степени выражено противопоставление двух начал: святость, воплощенная в образе Софии-матери, и разрушительная сила, связанная с образом Ивана Грозного