Роль пейзажа в создании образа Константина Лёвина

Лёвин изначально имеет тяготение к природе. Так, остро переживая любовное чувство к Кити, он уезжает в деревню, чтобы там, на природе, вдали от города всё переосмыслить. Именно в деревне его душа способна обрести гармонию, потому что природа и дела, связанные с деревенским образом жизни, близки ему настолько же, насколько чужды город и законы светского общества.
В начале романа Лёвин находится в душевных муках из-за отказа Кити. Он пытается преодолеть своё мрачное настроение. Символичным выглядит тот факт, что ему это не удаётся зимой. Надежда на выздоровление возникает у него весной, когда пробуждается вся природа: «Между тем пришла весна, прекрасная, дружная, без ожидания и обманов весны, одна из тех редких весен, которым вместе радуются растения, животные и люди. Эта прекрасная весна ещё более возбудила Лёвина и утвердила его в намерении отречься от всего прежнего, с тем чтоб устроить твёрдо и независимо свою одинокую жизнь» [1, с.92].
Автор делает акцент на то, что это особенная весна, которая как бы является предсказанием, что всё завершится благополучно. Лёвин принимает решение жить одному и заниматься хозяйственными делами, жить по-крестьянски. Однако дальнейшее описание весны, которая вдруг принимает иной ход развития, имплицитно указывает на то, что Лёвин принял неверное решение.
В романе читаем: «Весна долго не открывалась. Последние недели поста стояла ясная, морозная погода. Днем таяло на солнце, а ночью доходило до семи градусов; наст был такой, что на возах ездили без дороги, Пасха была на снегу» [1, с.94].
Пасха – как весенний праздник – в русской картине мира ассоциируется с новой жизнью, обновлением духа и души. Обычно весна в нём побеждает зиму. Но в данном случае этого не происходит. Автор описывает не столь частое природное явление – наст. Оледенение в природе является своеобразным отражением души Лёвина, которая тоже временно оказалась как будто замороженной. Здесь очевидна символическая и хронотопическая функции.
Но со временем картина меняется, возникает новый пейзаж – истинно весенний. Освежающий ветер, очищающий дождь изгоняют зиму, вместо них приходит туман. Толстой здесь находит великолепную метафору, наделяя туман мистическими свойствами: «В четверг ветер затих, и надвинулся густой серый туман, как бы скрывая тайны совершавшихся в природе перемен» [1, с.94]. Тронувшийся лёд символизирует собой начавшее движение к возрождению: «В тумане полились воды, затрещали и сдвинулись льдины, быстрее двинулись мутные, вспенившиеся потоки, и на самую Красную Горку, с вечера, разорвался туман, тучи разбежались барашками, прояснело, и открылась настоящая весна» [1, с.95]. Природа персонифицируется, ведёт себя как организм, обладающий сознанием и волей.
Будто злые и враждебные силы уходят лёд и туман. Весна – символ тепла и новой жизни – одерживает победу над зимой, которая в литературе соотносится не только с холодом, но часто и со смертью. В романе подробно, на основе приёма градации, описывает процесс прихода и торжества весны: «Наутро поднявшееся яркое солнце быстро съело тонкий ледок, подёрнувший воды, и весь тёплый воздух задрожал от наполнивших его испарений ожившей земли» [1, с.96]

. Этот динамический пейзаж можно сравнить с гимном пробуждающейся природе, и далее это звучание только прогрессирует: «Зазеленела старая и вылезающая иглами молодая трава, надулись почки калины, смородины и липкой спиртовой березы, и на обсыпанной золотым цветом лозине загудела выставленная облетавшаяся пчела» [1, с.96].
Зримо описывает автор стремительный рост и оживление растений. Движение идёт вверх и вширь. Благодаря использованию глаголов совершенного вида в прошедшем времени, создаётся впечатление, что это происходит здесь и сейчас. Он вводит в описание золотистый цвет, тактильные ощущения, отчего пейзаж выглядит объёмным и насыщенным.
Весенние звуки пронизывают всё пространство: «Залились невидимые жаворонки над бархатом зеленей и обледеневшим жнивьем, заплакали чибисы над налившимися бурою неубравшеюся водой низами и болотами, и высоко пролетели с весенним гоготаньем журавли и гуси» [1, с.98]. Голосами птиц создаётся весенняя песня, которая звучит в верхней части пространства – в той, которая близка к Богу.
Но и нижняя часть пространства, земная, тоже заполнена весной: «Заревела на выгонах облезшая, только местами еще не перелинявшая скотина, заиграли кривоногие ягнята вокруг теряющих волну блеющих матерей» [1, с.99]. Весь животный мир радуется весне, и это выражается не только в звуках, но и в движениях.
И, наконец, автор в своём повествовании доходит и до людей: «…побежали быстроногие ребята по просыхающим, с отпечатками босых ног тропинкам, затрещали на пруду весёлые голоса баб с холстами, и застучали по дворам топоры мужиков, налаживающих сохи и бороны» [1, с.100]. Во всех действиях чувствуется новая, созидательная сила, подготовка к плодотворной деятельности и труду. Примечательным является тот факт, что эти описания содержатся к главам, относящимся к Лёвину. Они как бы предсказывают его духовное возрождение. Итак, и здесь мы видим символическую функцию.
Символичны и его отношения с природой. Он чувствует себя своим, а не чужим в природном мире, и наслаждается теми переменами, которые приносит весна: «Если Лёвину весело было на скотном и житном дворах, то ему ещё стало веселее в поле. Мерно покачиваясь на иноходи доброго конька, впивая тёплый со свежестью запах снега и воздуха при проезде через лес по оставшемуся кое-где праховому, осовывавшемуся снегу с расплывшими следами, он радовался на каждое своё дерево с оживавшим на коре его мохом и с напухшими почками» [1, с.102].
Ощущение Лёвина своей принадлежности к природе проступает здесь в каждом описании. Он не просто дышит – он «впивает воздух»; он не просто смотрит на деревья, а видит в них «знакомых» и отмечает в них свои перемены. Поскольку отображается его духовный мир, его потаённые чувства, то здесь можно говорить о психологической функции.
Показателен и эпизод охоты Лёвина и Стивы в лесу. О тонкости, одухотворённости души Лёвина говорит его способность слышать музыку лесной тишины, различать в ней свои нюансы. Ему дано различать цветовые нюансы лесной флоры и улавливать звуки, для других недостижимые: «”Каково! Слышно и видно, как трава растёт!” – сказал себе Лёвин, заметив двинувшийся грифельного цвета мокрый осиновый лист подле иглы молодой травы» [1, с.105]