Образ женщины в женской прозе

«Женская проза», представляющая мир и социальный опыт женщин глазами женщин, – социокультурный феномен, который мог возникнуть в процессе освоения женщинами публичного пространства и в качестве такового имеет коммуникативную природу. Одна из продуктивных схем в исследовании «женской литературы» – анализ литературного авторства писательницы-женщины в аспекте отношений «автор и произведение». Автор-женщина как биографическая личность, ее психологический облик соотносятся с ее социальным статусом, положением женщины в современном писательнице обществе. Специфика женского творчества обусловлена особенностями женского мировосприятия, женского типа сознания, его социальными и психофизическими параметрами. Своеобразие облика автора с женским лицом проявляется в откровенно личностном тоне произведений. При этом в качестве предмета искусства представлен уникальный в своем роде мир женщины. В XIX веке роль женщины традиционно определяется положением хозяйки модного литературного салона, сочиняющей стихи для домашнего альбома и этот стереотип затрудняет ее выход на профессиональное литературное поприще. Затяжная социальная изолированность женщины в России объясняет непосредственную связь проблемы литературной судьбы с утверждением личности. Произведения первых писательниц Н.А. Дуровой, Е.А. Ган, Е.П. Ростопчиной имеют живой отклик среди современников, прежде всего, потому, что предметом их изображения является женщина. Биографизм, автобиографизм, порой автопортретность образов в повестях женщин-литераторов воспроизводят специфику женского мышления, психики независимо от её социального положения. Писательницы исследуют природу внутреннего «я» личности женщины и через образ своей героини, и через особенности авторской позиции. «Поэтика женской души», сосредоточенность на лично пережитом, на сострадании, на деталях быта позволяют автору-женщине выработать новый тип героини. Участница Отечественной войны 1812 года, Н.А. Дурова и в жизни, и в литературе творит свою судьбу. Образ женщины-гражданки в мемуарах Н.А. Дуровой становится литературным прообразом для последующей художественной прозы (И.С

. Тургенев, Л.Н. Толстой). Сочинения Е.А. Ган представляют антологию женского ума, женского сердца. В повести «Идеал» героиня противостоит обществу, проявляет собственную волю и черпает силы «из собственных родников». Исповедальность и психологизм в изображении характера героини создают правдивый портрет современницы. Роман «Счастливая женщина» Е.П. Ростопчиной, поэтессы с яркой индивидуальной манерой, во многом автобиографичен. В прозаической манере на фоне жизни света утверждается способность женщины сохранить и реализовать свою личность в среде. Образ женщины в произведениях первых русских писательниц двоится: это и героиня, и автор, ее создавший. Женщина в роли профессионального литератора представляет интерес как выразительница культурного сознания эпохи. Не претендуя на глобальное художественное осмысление действительности, женская беллетристика ХIХ века активно осваивает неизвестную сферу этой действительности – двойственное бытие женщины. Осужденная светскими условностями на молчание, женщина в России ощущала острую потребность высказаться на бумаге, заявить о своем самостоятельном авторском праве. Закономерно, что в прозе женщин главной движущей силой сюжета становится сам носитель текста, способ повествования и манера общения с читателем. Русским писательницам было необходимо найти особые средства для проведения своей авторской линии. Коммуникативная цепочка: «автор – повествователь – слушатель – читатель» представлена в прозе названных писательниц в различных модификациях. Образ читателя распадается на составные, и все эти составные вступают друг с другом в определенные взаимодействия в соответствии с индивидуальной стилевой манерой каждой писательницы. «Женская проза» как архетип, ее коммуникативная природа проявляется при анализе литературного творчества казахстанских женщин-прозаиков рубежа XX–XXI веков. Современная казахстанская женская литература находится в стадии активного развития. Продуктивность рассмотрения архетипа как «сквозной модели», способа связи образов, переходящих из поколения в поколение, подтверждается в новой временной парадигме на материале другой национальной культурной традиции