Экономическая, политическая и социальная среда в начале-х годов XX века

С приходом к власти Михаила Горбачева в апреле 1985 года начался глобальный этап «обновления» закоренелой авторитарно-бюрократической системы под названием «Перестройка». И хотя смены режима с переходом на демократическую основу не получилось, перестройка принесла те изменения в журналистику, которые стали опорными точками для коренных изменений системы СМИ. В документальных источниках апрельского пленума ЦК КПСС направление вещания СМИ оставалось неизменным: «…линия на централизацию партийного руководства средствами массовой информации, целью которой являлось обязательное проведение в жизнь директив КПСС». Всенародно были провозглашены законы о правах человека, о политических партиях, о печати и самое главное – гласность.
В апреле 1991 года Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев произнес следующие слова на последнем съезде Коммунистической партии: «Ситуация, в которой сегодня оказалось наше общество, является предметом острых споров, переживаний, а то и взаимоисключающих оценок… Радикально преобразуется политическая система, утверждается подлинная демократия со свободными выборами, многопартийностью, правами человека, возрождается реальное народовластие.… Началось преобразование сверхцентрализованного государства. На смену атмосфере идеологического диктата пришли свободомыслие и гласность, информационная открытость общества».
Советское общество восприняло гласность как свободу слова и свободу печати одновременно. Это был «зеленый свет» на возможность объективно анализировать события и явления, размышлять над путями решения проблем и безбоязненно критиковать действия правительства. Но вскоре представители СМИ осознали, что свобода от большевистской модели, от политической идеологии ещё не дает полноценные условия для высказывания собственного мнения. Ведь для того, чтобы это произошло не единожды, нужен прочный экономический фундамент, на котором будет держаться издание, телеканал или радио. При Советском союзе доходы от СМИ поступали в государственную казну, в кассы партии и профсоюзов.
Оставшись без партийного финансирования, с убогой технической базой, без информационной практики продаж, большинство постсоветских СМИ изначально растерялись. Высокие цены на производство и распространение, неплатежеспособная аудитория сделали прессу и телевидение нерентабельными. В погоне за своими зрителями, подписчиками и слушателями в стремлении хоть чем-то заполнить эфиры и полосы газет, компании стремились завладеть большим количеством материала, но не качеством: так появлялась низкосортные газеты, программы, рассчитанные на сенсационные эффекты. Стандарты качества снижались, журналистика наполнялась недостоверными, неточными сведениями, чем отталкивала от себя постсоветскую аудиторию. Как следствие – потеря доверия. «Во второй половине 1990-х годов социологические опросы отметили растущее разочарование россиян в недавних кумирах времен перестройки – политических партиях, церкви, СМИ» [43, С. 103].
Вообще первые годы постсоветского информационного пространства были посвящены освобождению от старых норм и традиций. Зарождалась журналистика на основе плюрализма и независимости от государственных органов.
Я.Н. Засурский при изучении этапов трансформации СМИ предлагает выделить две модели журналистики. Первая – перестроечная инструментальная модель журналистики. «В перестройку советская печать стала инструментом критики бюрократии, командно-административной системы, инструментом демократизации. Журналисты думали и писали свободно. Но вместе с тем сохранялась руководящая роль партии, и печать способствовала осуществлению демократизации сверху» [22, С. 98]. Данная модель отличается от советской тем, что хоть и была инструментом демократизации, но только «с разрешения» и под управлением Горбачева и его сторонников.
Вторая модель журналистики – новая – «Четвертая власть» (по самопровозглашению печатников) противопоставила себя государству. Но была вынуждена «продаться» банкам, корпорациям и частникам.
Вертикальная система власти, представлявшая собой пирамиду (на вершине стоял главный печатный, вещательный орган ЦК КПСС, а районные СМИ, связанные цензурой и подчинением вышестоящим, составляли фундамент) исчезла. На смену ей пришла горизонтальная система, при которой городские газеты и радио по правам приравнивались ко всероссийским.
Настоящее давление СМИ почувствовали перед президентскими выборами – в 1995–1996 гг. Владельцы крупнейших информационных концернов объединились для поддержки Ельцина, и к осени вновь возродилась авторитарная модель журналистики. Информационную «олигархию» организовали крупные бизнесмены, пытающиеся продвинуть на пост президента нужного кандидата.
Многопартийность открыла дорогу для создания собственных печатных органов каждой партией, для скупки эфирного и радийного времени. Затем наметилась модель коммерциализированных средств массовой информации, распространяющих информационные продукты низкого качества и легкого, бульварного, сенсационного содержания, но приносящие большую прибыль.
СМИ стали мощным рычагом начавшихся преобразований, способствовали развитию демократизации масс, их психологической перестройке, активизации сознательных действий по слому административно-командной системы

. Но все же пути «перестраивания» средств массовой информации под новую рыночную экономику, свободу слова и изменившиеся потребительские интересы значительно разнятся.
Формирование концепции свободы СМИ в переходный период.
Под свободой печати (свободой прессы) мы понимаем возможность человека при помощи специальных технических средств распространять свои мысли и мнения среди такого числа людей, которое бы удовлетворяло его целям участия в общественном диалоге и влияния через реализацию этой свободы на политику и принятие затрагивающих интересы общества решений, а также возможность человека беспрепятственно распространять и получать информацию о текущих событиях.
Исторически общепринятым является утверждение об отсутствии в СССР на практике свободы печати. «Пожалуй, никогда в истории человечества пресса не контролировалась столь жестко, и тем не менее, люди, выступающие от имени советской власти, считают свою прессу свободной, потому что она свободна говорить «правду», как ее понимает Партия», - утверждали авторы концептуальной для понимания современной журналистики книги «Четыре теории прессы» Ф. Сиберт, Т. Петерсон и У. Шрамм [71, С. 5].
В свою очередь, советские авторы считали, что свобода печати, как и любая свобода, не может нигде (и в СССР тоже!) быть полной. Слова об «абсолютной» свободе звучат как абсурд и фикция, утверждали исследователи коммунистических основ журналистики [57, С. 53]. Свои убеждения они основывали на постулатах марксизма-ленинизма, например, следующем утверждении Маркса: «Каждый параграф конституции содержит в самом себе свою собственную противоположность, свою собственную верхнюю и нижнюю палату: свободу - в общей фразе, упразднение свободы - в оговорке». И действительно, такие ограничения можно найти как в буржуазной французской конституции 1791 года, так и в социалистической советской конституции 1977 года.
Советскими исследователями журналистики признавалось, что если абсолютно свободная пресса в принципе не реализуема, то и свобода советской печати может существовать исключительно в рамках соответствующей политической системы и «в интересах трудящихся». Суть такого подхода была определена еще в ходе знаменитой дискуссии с Г. Мясниковым (1919 г.), в ходе которой Ленин задал вопросы: какая свобода печати? для чего? для какого класса [35, С. 78] Ответы на эти вопросы мы обнаруживаем в правовом воплощении дефиниции свободы печати в советское время.
Советские авторы неизменно считали уровень свободы собственной прессы более высоким, чем при капитализме. В доказательство этого ими выдвигались, прежде всего, такие аргументы как свобода прессы при социализме от власти денег, от экономических интересов собственника СМИ и соображений прибыльности прессы, а также факт принадлежности газет и журналов общественным организациям и Советам. Ведь, по утверждению того же Маркса, главнейшая свобода печати состоит в том, чтобы «не быть промыслом».
Все годы советской власти отечественные авторы противопоставляли категорию свободы печати при социализме критикуемой теории и практике свободы печати на Западе. Более того, в противовес самой категории свободы печати, исторически возникшей в результате буржуазных революций, с присущей ей невозможностью достичь идеала — абсолютной свободы, достаточно часто выдвигалось новая дефиниция - гласности. Хотя некоторые исследователи считают гласность «древним» понятием [3, С. 102]. Гласность рассматривалась как подлинно социалистическое, и даже советское достижение, имеющее значительные преимущества по сравнению со свободой слова и печати, исторически и политически содержащей буржуазный привкус. Примером определения преимуществ гласности перед свободой слова может служить следующее высказывание руководителя Коммунистической партии Советского Союза М. С. Горбачева:
«Гласность и свобода слова, конечно же, связаны между собой, но это не тождественные понятия. Можно сказать так: свобода слова – это необходимое условие гласности, но гласность – более широкое понятие. Мы понимаем ее не только как право каждого гражданина открыто высказывать свое мнение по всем общественным и политическим вопросам, но и как обязанность правящей партии и всех органов власти и управления соблюдать принцип открытости в процессе принятия решений, держать ответ за свои действия, реагировать делом на критику, учитывать советы и рекомендации, которые предлагают трудовые коллективы, общественные организации, отдельные граждане» [25, С. 4].
С определением М. С. Горбачева соотносится сделанный профессором Ю.М. Батуриным важный вывод о том, что свобода печати – лишь «первый слой гласности» [25, С. 39]. Вторым слоем ему представляется доступ граждан к информации, третьим – учет мнений граждан, четвертым – открытость и доступность органов власти и их руководителей, а пятым – обнародование принятых решений.
В последние дни Советского Союза свобода массовой информации стала представляться как можно более скорым уходом от условностей гласности. Утрата партийными органами практической возможности влиять на редакционную политику «освободившихся» СМИ и отсутствие правовых механизмов контроля и управления, с одной стороны, и незаинтересованность большинства СМИ следовать каким бы то ни было политическим установкам Кремля и «антирыночным» доктринам, с другой, привели концепцию гласности к быстрому банкротству.
Гласность стала оковами свободы слова и печати