Дискурс эмиграции в автобиографии Берберовой «Курсив мой»

Введение

Актуальность настоящего исследования заключается в повышении интереса со стороны гуманитарных наук к русской эмиграции «первой волны» как к историческому феномену — исходу из страны по различным подсчетам от полутора до трех миллионов человек. В их число, кроме покинувших Россию непосредственно после Октябрьской революции и в течение 20х годов, следует отнести и тех, кто обосновался за границами Российской империи перед Первой мировой войной и даже перед Первой русской революцией. В разных странах за пределами родины сформировались русские культурные сообщества, в которых развивались, в первую очередь, искусства, литература и философия, основанные на исторических духовных традициях России, в отличие от нового советского государства, где многие из этих традиций были вычеркнуты из культурной жизни страны. В начале ХХ века те, кто создавал русскую диаспору за рубежом, поддерживали постоянную связь с Россией и перемещались то на родину, то в страны, выбранные для, как правило, временного проживания, и их нельзя было назвать эмигрантами. После Октябрьской революции началась эмиграция в полном смысле этого слова, хотя многие из уезжавших не оставляли надежды возвращения на родину. Эта эмиграция не превышала по численности дореволюционную, но, что подчеркивает современный отечественный историк О.В. Будницкий, «она была практически одномоментной». Люди покинули бывшую Российскую империи в сжатый период времени — приблизительно с 18-го по 20-й год, а часть в начале 20-х годов в основном с тех территорий, где еще шла Гражданская война, но её исход был очевиден. По социальному составу эта эмиграция не была однородной, хотя весомую её часть составляли высоко образованные люди: аристократы, кадровые военные, политики, философы, литераторы, художники, музыканты, юристы, но их значительно превышали по численности обычные люди: солдаты, казаки белых армий и просто обыватели, которые считали невозможным жить при новой власти. Национальный состав эмиграции тоже был достаточно пестрым, но в основном это была эмиграция русских, представителей титульного населения Российской империи. Эмигранты направлялись в Константинополь, в Берлин, на Балканы, часть сразу направлялась в Париж, где уже сложилась русская диаспора, некоторые оказывались в Париже позже [Будницкий, 2015]. Не смотря на то, что к настоящему времени крупных центров российской эмиграции первой волны не осталось, поскольку эмигранты постепенно ассимилировались среди основного населения, их культуру можно назвать второй культурой России, которая оказала влияние на дальнейшее развитие культуры Европы и мира. О.В. Будницкий называет эмиграцию «альтернативной Россией», «Россией номер два» и «Россией за рубежом» [Будницкий, 2015]. Следует отметить, что связь эмиграции с родиной была затруднена, культура Советской России и культура эмиграции развивались параллельно, хотя обе опирались на русскую национальную культуру, но в СССР многое из культурного наследия замалчивалось или было запрещено, а культура эмиграции была заключена в довольно тесные территориальные рамки, особенно, если рассматривать Париж как «столицу русской эмиграции». Центры русской эмиграции сформировались не только в Париже. Более того, в отличие от Франции, на Балканах русская эмиграция находила правительственную поддержку. Так, в Белграде, где первоначально отношение к русским эмигрантам было достаточно негативным, поскольку в условиях безработицы он становились конкурентами местному населению, но уже в 1928 году при поддержке сербских властей был создан Русский культурный Комитет, в 1932 году — Русский Трудовой Христианский Союз, а в 1933 - Русский дом имени императора Николая II в Белграде., на открытии которого присутствовали король Александр I Карагеоргиевич, вся королевская семья и другие высокопоставленные лица [Косик, 2007; с. 24-33]. Как отмечает Т.В. Марченко, заведующая отделом культуры Дома русского зарубежья им. А. Солженицына, отрытие в Белграде Русского дома связано с принятием в русской эмигрантской среде положения о «русских Афинах», декларировавшего идею развития русской национальной эмигрантской культуры, которая должна была вернуться в Россию [Марченко, 2011]. В свете положения в эмигрантской среде создавалась собственная система образования, задачей которого было не только сохранение у детей эмигрантов национального самосознания и чувства русской культуры как родной, но и воспитание будущей русской культурной элиты [Осовский, 1998]. За рубежом продолжала развитие русская философия в лице Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова, Б.П. Вышеславцева, И.А. Ильина, Л.П. Карсавина, Н.О. Лосского, Г.П. Федотова, С.Л. Франка и других философов, высланных в 1922 году из России, издавалось множество журналов на русском языке, где печатались произведения писателей-эмигрантов, публицистические и критические статьи и т. д., что позволяет определить культуру русской эмиграции как логоцентричную. Так за рубежом создавалось, хотя и разделенное на части, пространство русской мысли, русской культуры, торжеством которой стало присуждение Нобелевской премии по литературе И.А. Бунину «по литературе за «строгое мастерство, с которым он развивает традиции русской классической прозы». Это стало «первым подведением итогов всей эмиграции за дюжину лет ее послереволюционного рассеяния. Лауреатом впервые в истории премии стало «лицо без гражданства»» [Марченко,2011]. Литературным центром русской эмиграции стал Париж, который уже в конце XIX столетия привлекал русскую творческую интеллигенцию. Здесь, в созданной ею среде, сложилось особое миропонимание, основанное на стремлении сохранить себя и в себе Россию. Здесь продолжал своё развитие русский язык, который всё более отличался от языка оставленной страны. Если следовать определению хронотопа, данного А.А. Ухтомским, как «закономерной связи пространственно-временных координат» [Ухтомский, 2002; с. 347], то можно говорить о хронотопе русской эмиграции в Париже в первой половине ХХ века. По отношению к литературным произведениям М.М. Бахтин предложил понимать хронотоп как «существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе» [Бахтин, 1975; с. 234]. В аспекте настоящего исследования этому определению не будет противоречить предположение о едином хронотопе всей литературы, созданной русской эмиграцией первой волны в Париже, где бы и в какое время не развивались события созданных её представителями литературных произведений, воспоминаний, писем и т.п.. И хотя автобиографическая книга Нины Берберовой «Курсив мой» была написана много позже и уже не в Париже, она определена этим хронотопом и несет в себе сформировавшийся внутри него дискурс русской эмиграции. К дискурсу российской эмиграции первой волны применимо также введенное Р. Якобсоном «понятие месторазвития, сливающее в единое целое социально-историческую среду и ее территорию» [цит. По Серио, 1999; с.353], отличающееся от хронотопа тем, что к топосу привязывается не время, а среда. Текст книги Н. Берберовой «Курсив мой» - автобиографичен, повествование ведется от лица рассказчика, что позволяет сделать анализ не только описываемых событий, но и автора как повествователя, показывающего через художественный текст своё осмысление мира и понимание себя как личности, что соответствует мнению Ильина о присущих человеку нарративных способах осмысления мира и о текстуальности мышления [Ильин, 2001]. Цель настоящего исследования — определение дискурсивных особенностей языка русской эмиграции. Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи: определить понятие дискурса в современном литературоведении и лингвистике; установить и обосновать принадлежность дискурса Н. Берберовой к дискурсу автобиографии или мемуаров; определить роль адресанта-автора и адресата-читателя в дискурсе книги Н. Берберовой «Курсив мой»; рассмотреть особенности автодокументального дискурса Н.Берберовой в контексте автобиографического дискурса русской эмиграции; выявить доминирующий дискурс автобиографии Нины Берберовой и его основные особенности, определяющие картину мира русского зарубежья «первой волны». Объект предлагаемого исследования — книга Нины Берберовой «Курсив мой». Предмет — семантико-речевые средства, определяющие образ «повествователя», и композиция глав, посвященных парижскому периоду эмиграции. Методологической основой исследования стал дискурсивный анализ текстуального пространства автобиографии Нины Берберовой «Курсив мой», основанный на положениях, представленных в трудах В.И. Карасика, Ю.С. Степанова, и других отечественных филологов и лингвистов. В исследовании применялись методы дискурсивного анализа, смыслового и интерпретационного анализа, структурно-семиотического анализа, анализа речевых актов, нарративного анализа, историко-литературный метод. Теоретической базой исследования стали труды, в которых разрабатываются методологические основы лингвистики текста и теории дискурса (М.М. Бахтин, B.C. Библер, М. Бубер, Л.П. Громова, Э. Гуссерль, О.В. Дедова, И.П. Ильин, Ю. Кристева, Д.С. Лихачёв, М.Л. Макаров, С. Тичер, H.A. Фатеева, H.A. Хренов и др.). В последние десятилетия появляется все больше исследований, посвященных эмиграции первой волны, в том числе особенностям её дискурса. Так, Елена Парахневич на основе текстов журнала «Путь» рассматривает философский дискурс русской эмиграции «первой волны». Д.В. Минец анализирует автодокументальный дискурс на примере, в том числе и дневников и автобиографических текстов представителей русской эмиграции первой волны. Она рассматривает дискурс текстов З.Н. Гиппиус («Contes d'amour», «Петербургский дневник»), Г.Н. Кузнецовой («Грасский дневник»), дилогии мемуаров И. В. Одоевцевой («На берегах Невы»; «На берегах Сены»), В. Ф. Ходасевича («Некрополь»), дневников В. Нижинского, и Н.Н. Берберовой («Курсив мой»), являющегося объектом настоящего исследования. Д.В. Минец основное внимание уделяет различиям «мужского» и «женского» дискурса. Дискурс Н.Н. Берберовой она характеризует как пример «женского характера, сформированного экстремальными историческими условиями», отмечая, что «Н. Берберова воспринимает мир как единое информационное пространство: образность Н. Берберовой вплотную соприкасается с ментальными категориями -раздумьем, мыслью, идеей. Названия глав автобиографии «Курсив мой» символичны и выступают в качестве формул ее личности (концептов идентичности)» [Минец, 2016; с.30]. В аспекте гендерной принадлежности рассматривается дискурс книги Н. Берберовой и в статье С.Ю. Лавровой и Д.В. Минец «Женщина-автор в лингвокультуре русского зарубежья (на материале автобиографии Нины Берберовой «Курсив мой») [Лаврова, 2012]. В статье М.А. Ширяевой рассматривается специфика историзма книги Н. Берберовой «Курсив мой». Автобиография анализируется в аспекте ценных мемуарных свидетельств как панорама «интеллектуальной и художественной жизни России и русского зарубежья в период между двумя мировыми войнами» в идеологическом и духовном контексте времени [Ширяева, 2013]. Крылова С.В. противопоставляя дневниковую главу книги Н. Берберовой «Курсив мой» - «Черная тетрадь» - остальному повествованию, доказывает что включением дневника автор сознательно «ломает ритм повествования» и объединяет «обрывочные записи» в «эпическое целое», - то есть рассматривает текст со стороны его композиции, отмечая переключение «повествовательно-анализирующего дискурса» собственно мемуарного текста на дневниковые записи [Крылова, 2019; с.72]. Настоящее исследование отличается от указанных и ряда других тем, что в нем подробно рассматривается дискурс «парижских глав» в отрыве от остального повествования, что позволило рассмотреть повествование о конкретном периоде жизни как автора, так и его персонажей, наиболее объективно и подробно, хотя и сузило рамки исследования и не дало возможности анализа изменения дискурса и становления автора как героя повествования, что может стать темой дальнейшего исследования. С другой стороны, произведенный анализ представляет дискурс парижских глав подробно и во всех аспектах, что также отличает настоящее исследование от упомянутых выше. Продолжение исследования может быть направлено как на анализ дискурса всего повествования «Курсив мой», так и его сравнения с дискурсом других авторов первой волны эмиграции относительно описания их парижской жизни, отношения к Парижу и к жизни в Париже представителей русской эмиграции первой волны. Курсовая работа состоит из Введения, двух глав, Заключения и Библиографии.