Человек: общие черты и уникальность

Каждый человек – уникален, неповторим. Каждый человек обладает своим собственным, глубоко индивидуальным внутренним миром. С этим трудно поспорить. Несмотря на многочисленных скептиков, которые утверждают, что люди, подобно стадным животным, имеют множество общих черт, что в человеческом поведении много стандартного, все-таки личный опыт каждого свидетельствует о том, что двух совершенно одинаковых людей не существует. Даже близнецы всегда разные. Наблюдая за современными политическими технологиями, маркетинговыми уловками, можно согласится с тем, что есть некоторые черты, мысли, которые присущи каждому человеку (или, по крайней мере, большинству): стремление к выгоде, например. И все же, если тщательно изучить личный жизненный опыт каждого человека, его жизненный путь, то перед нами предстанет уникальная личность: в чем-то похожая на всех прочих членов общества, но глубоко в душе – неповторимая. Безусловно, каждый человек заслуживает того, что бы про его жизнь был написан роман.
Если сопоставить тот факт, что каждый человек – уникален, с процессом получения новых знаний, то возникает несколько существенных проблем. Во-первых, в какой мере достоверны полученные знания? Каждый ученый может познавать один и тот же объект совершенно по-разному. Если такие науки, как математика, обладают собственным точным языком – языком цифр и математических переменных, то с историей и human sciences все гораздо сложнее. Тем, где один ученый увидит катастрофу и кризис, другой – появление новых возможностей. Одного и того же правителя разные ученые будут считать или же тираном, или сильным лидером. Во-вторых, существует проблема унификации полученного знания. В конце концов, обществу нужна единая, непротиворечивая научная картина мира. Собрать же воедино мнения самых разных людей (которые могут противоречить друг другу) очень непросто.
Собственно, именно исследованию подобных противоречий и посвящено данное эссе.
Paragraph 1
На мой взгляд, среди всех сфер знания, наиболее остро проблема индивидуальности ученого (и влияние этой индивидуальности на конечный результат) проявляется именно в тех науках, которые не имеют строгой методологии. Например, трудно себе представить влияние эмоций ученого в таких науках, как физика или математика. Этим научные дисциплины имеют свой собственный язык, проверенные законы. Два ученых-математика, даже если они являются гражданами разных стран, живут в разных частях Земного шара, все равно поймут друг друга: у низ есть универсальная основа и универсальный язык – язык цифр.
Именно поэтому мной в качестве AOK были выбраны History и Human Sciences. В каждой из этих научных дисциплин существует большое количество национальных школ, традиций. Более того: на получение новых знаний в такой науке, как History, влияет политический режим страны, в которой живет ученый. Например, книга по истории Османской империи будет существенно отличаться в зависимости от того, написал ее ученый, выросший и живущий в Великобритании, или же турецкий ученый.
Если же говорить о WOK, на котором я буду акцентировать внимание, то мой выбор пал на Imagination. Именно этот путь получения знания в наибольшей степени подвержен влиянию личного опыта каждого ученого. Политическая позиция человека, его социальное положение, влияние государства может сильно сказаться на содержании его научных исследований, его позиции как ученого.
Историческая наука, в отличии от множества других научных дисциплин, предполагает личную позицию ученого. Если речь не идет только лишь про описательную часть науки (перечисление дат, событий, имен политических и военных деятелей), но и про аналитическую составляющую, то ученому-историку просто необходимо занять собственную позицию. Даже в случае, когда ученый-историк попробует отстраниться от событий, которые он анализирует, его индивидуальность все равно проявится в ток, под каким углом он посмотрит на события. Именно в этом случае скажутся особенности личности такого ученого (его принадлежность к религии, политические взгляды, история его семьи). Естественно, когда речь идет про оценку таких однозначных событий, как Холокост, разночтения вряд ли возникнут. Но что если нужно проанализировать религиозные войны в Европе (вместе с резней в Варфоломеевскую ночь), или же историю Католической церкви (особенно такие непримечательные ее страницы, как Святая Инквизиция), взгляды и оценки могут быть совершенно разными. Очевидно, что ревностный католик интерпретирует такие события иначе, чем протестант, и иначе, чем человек вовсе далекий от религии и Европы (например, китайский ученый).
Говоря про историческую науку и про то, каким образом на получение нового знания в этой области влияет личный опыт ученого, его внутренний мир, специфика мировосприятия, нужно учитывать еще один важный фактор. Историческая наука все еще активно развивается, в том числе в странах, которые сложно назвать демократическими. В тоже время историческая наука имеет политическое значение: тоталитарные режимы (и те режимы, которые близки по своему характеру к тоталитарным), остро нуждаются в прочной идеологической опоре. Наглядными примером может быть историческая наука в бывшем СССР. Коммунистические правители России остро нуждались в исторической науке: во-первых, «правильная» история была частью идеологии, частью мифа о том, как пролетарии свергли ненавистный капиталистический строй и теперь всех ждет светлое коммунистическое будущее. Во-вторых, «правильная» история была частью пропаганды: советские ученые-историки помогали «рисовать» нужную советским лидерам картину мира. В такой ситуации личная позиция ученого, его внутренняя сила противостоять системе значит очень многое. Например, убежденный сторонник Сталина и его политики найдет нужные аргументы, что бы «заретушировать» факт репрессий в 1930-х гг. и представить историю советского государства в нужном свете. В другой стороны, человек, чьи внутренние силы, внутренние убеждения, позволили выдержать давление власти, может представить обществу правдивую картину.
Другими словами, в случае с исторической наукой, личная позиция ученых-историков, их система ценностей, личная честность самым существенным образом сказывается на научном результате.
В Human Sciences личностные качества ученых не менее важны для конечного результата, хоть это и не столь очевидно, как в случае с исторической наукой (и природа такой связи несколько иная). Главным образом, в случае с Human Sciences личная позиция ученого (и его личностные характеристики) сказываются на том, к какой научной школе он примыкает и с позиции какой научной школы он анализирует объект исследования. Так, в экономике, например, существует большое количество научных направлений, которые по-разному трактуют одни и те же явления. Монетаристы и кейнсианцы по-разному смотрят на природу даже таких очевидных явлений, как экономический рост и безработица. Позиция, которую занимает ученый-экономист, прямо влияет на тот результат, который он в конце концов получит. Например, в таком вопросе, как необходимость вмешательства государства в экономику (а тем более инструменты и цели такого вмешательства) позиции ученых будут совершенно разными в зависимости от того, каких взглядов они придерживаются. Так, сторонники монетаризма и классической политической экономии будут настаивать на том, что нужно положится на «невидимую руку рынка», и государство должно самоустранится от вмешательства в экономическую жизнь (инициатива должна быть за частным сектором). Сторонники же Джона Кейнса будут утверждать, что именно государственные институты должны нести ответственность за положение дел в экономике страны.
Paragraph 2
Индивидуальные качества ученого, его личностные характеристики, система ценностей определяют его мировосприятие, а в случае с исторической наукой, ученый познает объект исследования именно через собственную систему ценностей

. Именно поэтому конечный результат, который можно получить после проведения исторических исследований, прямо зависит именно от того, на каких жизненных позициях стоит ученых.
В тех науках, в которых результат можно измерить численно (то есть, получить конкретные величины), разночтений быть не может, и в таких случаях от личных качеств ученого мало что зависит. Конечно же, если к таковым качествам не причислять таланта и интеллекта: естественно, что именно от них успешность исследований зависит очень сильно. Но в данном случае мы говорим о том, как два разных ученых (одинаково квалифицированных и талантливых, но разных именно как личности) могут получить разный результат, проводя одно и то же исследование. В случае с историческими исследованиями такая разница возникает из-за того, что каждый человек по-своему трактует важность тех или иных событий. В исторической науке все факты можно разделить на две группы: точные данные (персоналии, даты, документы) и оценочные суждения (что считать революцией, а что не считать, имела ли битва решающее значение или же второстепенное).
В качестве примера можно указать на те разночтения, которые существуют в трактовке самых очевидных и хорошо известных исторических событий. Конечно, в том, что касается оценки однозначно отрицательных исторических персонажей, существует консенсус. Однако, если говорить про события, немного более отдаленные, чем Вторая Мировая Война, то можно столкнуться с параллельным существованием в сообществе историков совершенно противоположных мнений. Так, самые противоречивые оценки существуют касательно вопроса про колонизацию европейцами Африки. С одной стороны, часть исследователей сходится на мнении, что вся история колонизации Африки – это история разграбления этого континента, присвоения его ресурсов и (зачастую) открытого порабощения местного населения. С другой стороны, есть исследователи-историки, которые утверждают, что процесс колонизации африканского континента в целом следует считать таким процессом, который положительно сказался на развитии Африки. Так, в большинстве регионов африканского континента инфраструктура возникла только с приходом европейцев. Также процесс колонизации (как считают его сторонники) способствовал формированию местных наций и будущих государств. При этом следует отметить, что все исследователи оперируют одним и тем же объектом исследований, им в равной степени доступны одни и те же данные. Суть в том, что личные убеждения ученых, их симпатии, чувство принадлежности к своей стране заставляют по-разному оценивать одни и те же факты, по-разному трактовать события.
Paragraph 3
Если же говорить про критику главной идеи, которая озвучена в эссе, то следует сказать следующее. Если бы индивидуальность ученого имела бы столь большое значение, то научных дисциплин не было бы вовсе: каждый человек бы имел собственное суждение, и, в результате была бы не одна History, а десятки тысяч. То есть, ровно столько вариантов истории, сколько существует исследователей историков.
Однако, мы можем наблюдать, что «вариантов» истории не десятки тысяч и даже не сотни: по всем ключевым историческим проблемам существует буквально несколько концепций. Конечно, такие концепции зачастую противоречат друг другу, но, тем не менее, говорить про фейерверк из миллиона мнений не приходится. Если же анализировать более близкие к сегодняшнему дню темы, то хорошим примером являются дискуссии на исторические темы в Фейсбуке: я отчетливо наблюдаю, что, о какой бы проблеме речь не шла, всегда выделяются две-три основные линии. И, сколько бы не было под постом сообщений (десять, сто или пятьсот), все они соответствуют одной из указанных позиций. Более того: можно говорить о такой специфике History, как «сопереживание». В отличии от других научных сфер, исторические события приковывают к себе внимание подобно хорошему фильму. В конце концов, History рассматривает события, которые происходили в наших странах, с нашими предками, которые прямо повлияли на то, что наши страны предоставляют из себя сегодня. Психически здоровый человек вряд ли станет переживать за судьбу элементарных частиц или химических соединений. А вот при анализе исторических событий такое сопереживание неминуемо возникает. Еще в школе мне пришлось стать свидетелем дискуссии в классе касательно битвы при Ватерлоо (в то время, когда мы проходили Наполеоновские войны). Невзирая на обилие фактов, в ходе дискуссии сформировались две группы. Одна группа (которая состояла из тех, кому в принципе нравился Наполеон и вообще французская культура) считали, что союзникам и Веллингтону просто повезло. Другая группа, которая изначально симпатизировала англичанам, придерживалась мнения, что победа союзников – вполне логичный результат их качественного превосходства и отличного замысла английского фельдмаршала. Специфика History такова, что при анализе большинства событий приходится говорить про противоборство двух сторон (полководцев, государств, религий, и т.д.). И, поскольку все основные игроки на исторической сцене сейчас все те же, что и пятьсот лет назад, у исследователей неизбежно возникает эффект «болельщика»: они подсознательно занимают положение одной из противоборствующих сторон. То есть, какие бы широкие возможности не возникали благодаря применению Imagination, конечный результат будет всегда стандартизирован: наиболее эксцентричные мнения просто не воспримет публика. К тому же, History все же располагает собственной методологией доказательства, и за каждым историческим событием стоят факты (другое дело, что за давностью лет таких фактом может быть очень мало). Все выше перечисленное ведет к тому, что сама структура History как области знания, логика получения нового исторического знания, резко ограничивает круг мнений. И, в итоге, индивидуальные особенности десятков тысяч исследователей, вовлеченных в данный процесс, сводятся к нескольким принципиально различным мнениям.
То есть, при доле субъективности результатов исторических исследований, существуют темы, касательно которых среди исследователей-историков сложился консенсус. В первую очередь речь идет о событиях, которые очень хорошо задокументированы: обилие точных данных оставляет очень мало пространства для воображения. В целом же можно утверждать, что именно в такой области знаний, как History, индивидуальность каждого ученого проявляется наиболее сильно: как в вику специфики получения исторического знания, так и в виду политических факторов, ценностной системы самого ученого. Сейчас, в виду обилия смартфонов, веб-камер, Интернет-технологий, каждый шаг человека фиксируется. Вполне возможно, историки будущего, которые будут исследовать наш, XXI век, вовсе не будут испытывать проблем с документальным подтверждением событий. Им не нужно будет пользоваться воображением, чтобы восполнить «пробелы» в документах. Наоборот: они столкнуться с проблемой обработки чрезмерного объема информации. Сейчас же ситуация противоположная: чем более древний период истории мы исследуем, тем меньше у нас документов и других фактов, которыми можно однозначно доказать свою позицию. Например, если говорить про историю Римской Империи: наблюдая за своими сверстниками, я прихожу к выводу, что их знания про это государство Античности почти полностью опираются на художественный вымысел: фильмы и мультфильмы, различные реконструкции