Человек и Миф в будущем

Образы будущего, возникающие в сознании человека, всегда опираются на какие-то основания, чаще всего исторические или мифологические. История помогает осмыслить глобальные закономерности развития общественных процессов, а миф выступает хранителем ценностей, памяти и культуры. Мифы нужны для связи человека и остального мира, личности и его народа, его предков. Зачастую миф служит формой для выявления зашедших в тупик реалий исторического развития. Яркий пример этому мы наблюдаем в повести А. Платонова «Котлован» (1930).
На первый взгляд, «Котлован» Платонова – произведение в духе социалистического производственного романа, однако при более внимательном прочтении становится понятно, что это лишь дозволенная цензурой форма, вскрывающая глубокий пласт философских и социальных проблем. Через систему образов повести, опирающуюся на идейно-композиционный стержень самого котлована – гигантской ямы, которую строители, по сути роют самим себе, своим надеждам и чаяниям, Платонов развенчивает систему «советского мифа» о строительстве светлого будущего.
Мифологические основы мышления автора просматриваются в сюжетной канве повести. Так, повествование организовано вокруг традиционного для русского народной сказки мотива скитальчества: лишенный должности за особую «задумчивость среди общего темпа труда», типичный герой-правдоискатель Вощев отправляется в неизвестном направлении в поисках истины и счастья, но находит городок, в котором роют котлован для строительства «общепролетарского дома». Абсурдность этой идеи подчеркнута автором множеством тончайших деталей, демонстрирующей несовершенство настоящего и предрекающей неизбежный конец, разрушение мира в будущем. В образе котлована мы видим коррелят «вавилонской» башни – древнего мифа о стремлении человека приблизиться к Богу, который в повести А. Платонова транслируется в «перевернутом» виде: строители тянутся не ввысь, а вглубь. Котлован становится символом всеобщей могилы, что подчеркивают многочисленные образы смерти и ее вещных проявлений – гробов, могил, каменных надгробных плит.
Пейзаж в «Котловане» также выявляет скрытую угрозу распада и гибели мира: «скучно лежала пыль на безлюдной дороге», «дерево … качалось от непогоды, и с тайным стыдом заворачивались его листья». Вощева окружает символический образ пустыни: пустота, неподвижность, жара, дом шоссейного надзирателя, который «привык к пустоте», попавшаяся по дороге усадьба с «бессемейными детьми». Все эти детали усиливают одиночество героя и тем самым формируют мифологему герой – «скиталец в пустыне». Неполный календарный цикл (лето – осень – зима), видимое убывание света приводят нас к ощущению соприкосновения с эсхатологической мифологией, превращаясь в символы грядущего Конца Света.
Библейские мотивы возникают в повести в связи с образами сада и их традиционной райской символикой. В повести упоминается о «фруктовом саде» инженера Прушевского, который непосредственно связан с образами, поскольку является автором проекта «общепролетарского дома», воплощающим мечты о светлом будущем. Однако эти туманные мечты о всеобщем счастье несбыточны, и сам герой теряет точки соприкосновения с окружающим миром, отсюда его настойчивые мысли о самоубийстве.
А. Платонов создает миф о «новом человеке» – человеке-функции. Таким является кузнец Миша Медведев, который предстает в облике зверя, «дьявола», «идола шерстяного». Он напоминает бога Гефеста из античной мифологии, языческий культ которого сопровождался человеческими жертвоприношениями

. В «Котловане» мы видим аналогичную ситуацию с массовыми человеческими жертвоприношениями по имя будущего: умирает Козлов, Сафронов, дочь кафельщика и другие. Однако автор вскрывает несостоятельность подобной теории через образ Насти, которая является символ будущего поколения в повести. Ребёнок становится для жителей барака тем самым «элементом будущего», для которого и стоит возводить дом. Однако мотив смерти получает свое развитие в истории Насти: девочка спит в одном из отрытых в котловане гробов, а в другом находятся её «мёртвые» игрушки, напоминающие «утильсырье», в забытье болезни она требует кости матери.
Настя – главный идейный центр будущего утопического мира – заболевает и вскоре умирает, подтверждая господство абсурдности и грядущий распад: «элементу будущего» нет места в грядущем «новом дивном мире». Финал романа – ночь, когда Чиклин хоронит Настю, принеся традиционную строительную жертву – дав Медведеву «прикоснуться к Насте на прощанье».
В антиутопической повести «Котлован» мы видим неутешительные образы конца советской эпохи, разрушение мечты о «светлом будущем». Своеобразная трактовка эсхатологических мотивов, представленных в виде Всемирного глобального взрыва, прослеживается и в других произведениях, среди которых – роман русского современного прозаика Т. Толстой «Кысь» (1986-2000).
Поэтика романа «Кысь» Т.Н.Толстой основана на обращении к традиционным сказочным мотивам. Пространство городка Федор-Кузьмичска мифологизировано: построен на семи холмах, вокруг него «поля необозримые, земли неведомые»: на севере – дремучие леса (а в них – Кысь), на юге – степи с чеченцами, на западе – опасная дорога, на восходе – клелевые леса. Время в романе разделено на «до Взрыва» / «после Взрыва». В городке сформировался особый тип «деградировавшей» культуры, которая проявляется главным образом в искажении языка, что в художественной системе автора равнозначно искажению мира: «аружые», «шадевры», «фелософия», «тродиция», «мозей», «осфальт» и др. Мифологическая модель мира демонстрирует антигуманизм и утрату культурных связей с прошлым.
Система образов строится вокруг главного героя Бенедикта, который предстает в виде «культурного деятеля»: пытается чтением приобщиться к прошлому (главы романа озаглавлены буквами старославянского алфавита: Аз, Буки, Веди и т.д.). Он «просвещает» жителей городка, пишет указы и книги, которые для современного читателя являются хорошо узнаваемыми текстами - это русские народные сказки («Репка», «Колобок»), стихотворения Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Блока, Окуджавы, Мандельштама.
В городке обитают жители «прежние», оставшиеся после Взрыва – выжившие старики и старухи, которые не умирают, а также новые люди – мутанты, «голубчики» со звериными признаками в теле – Васюк Ушастый, Варвара Лукинишна с петушиными гребнями на голове, Оленька с когтями, да и сам Бенедикт – с хвостиком.
На уровне жанра Толстая обыгрывает мифы (календарный, космогонический и эсхатологический), заговоры, предания о неведомых землях, сказки о пошехонцах, былички о русалке, лешем, кладе, праздники, похоронный обряд. Демоническая сила в романе представлена образом Кыси, которая становится выражением социального отчуждения и одиночества героя, его духовной деградации. Бенедикт в романе проходит своеобразный этап посвящения, однако не достигает гармонии с самим собой, с окружающими, с Космосом, попадает во власть страшного Санитара и деградирует