Развитие турецко-китайского сотрудничества в XXI в

Характеризуя в рамках данной работы турецко-китайские отношения, важной составной частью которых закономерно являются торговые, экономические отношения, базирующиеся, в свою очередь, на крепком политическом, социальном, гуманитарном диалоге в силу исторических причин, необходимо отметить, что в своей совокупности, внешняя политика Турции, равно как и политика Китая, применимо к XXI в., и различным процессам глобализации, формируется с учетом концептуальных основ, направленных на многовекторность и склонность к развитию и интенсификации связей с региональными игроками. Указанные тенденции для Турции, в непосредственных турецких реалиях связаны преимущественно с формированием долгосрочной турецкой стратегии, исходя из которой Турция из среднестатистического регионального игрока последовательно трансформируется в регионального лидера и крупнейшего регионального актора, который последовательно укрепляет собственное присутствие и влияние как непосредственно на региональном уровне, так и в качестве нового центра всей мировой политики на региональном, глобальном уровне.
В данном контексте, «Азиатский вектор» и Китай в частности, для турецкой дипломатии является одним из приоритетных направлений и сфер активизации внешней политики Турции, однако в целом закономерным аспектом видится и тот факт, что подобные настроения следуют и в обратном направлении – в укреплении интересов Китая в связи со своим экономическим, технологическим, техническим развитием и поиском крепких, стабильных союзников в регионе, которым, в большинстве своем, может выступать Турция, исходя из внешнеполитических долгосрочных задач Турции, связанных, как уже было отмечено, с трансформацией страны в крупного регионального и глобального игрока. В данном контексте, даже учитывая географическую отдаленность Турции от Китая, сторонами прикладываются активные политические, дипломатические усилия для укрепления двусторонних связей.
В данном контексте, по мнению экс-премьер-министра Турции А. Давутоглу, исходя из его концепции видения внешней политики «Стратегическая глубина» вытекает, что «Восточная Азия, Европа Северная Африка и Азия стоят столпом в ряду наиболее ближних континентальных зон для турецкой внешней политики» [57, s. 202].
Отталкиваясь от размышлений Давутоглу, Азиатский регион рассматривается как один из самых крупных направлений деятельности внешнеполитического курса Анкары, где Турция может сформировать новую внешнюю стратегию деятельности и партнерства, что предопределяется особым положением страны на континенте и сложившейся международной конъюнктурой [57, s. 203].
К тому же Давутоглу отмечал и тот факт, что новая стратегия развития страны в отношении взаимодействия с континентальными зонами должна стать полноценной альтернативой той внешней политике, которая велась до этого и была ограничена рамками периферийного придатка в пределах европейской системы [57, s. 218]. Исходя из этого, мы можем полагать, что Турция будет ставить своей целью укрепление политико-экономических амбиций за счет развития отношений с экономическими центрами.
Говоря иначе, отнюдь не последнее место в активизации отношенческого фактора между Анкарой и Пекином отводится разочарованию турецкого правительства и общества связью и затянувшимися переговорами с ЕС в отношении процесса вступления страны в Евросоюз, по итогам чего согласно программе внешнеполитического курса Турции на 2017 г. отмечалось, что: «за последние годы отношения Турции с Китаем вышли на уровень стратегического сотрудничества, которое представляет собой ступень на пути к стратегическому партнерству» [60]. В данном контексте примечателен и тот факт, что долгосрочные внешнеполитические планы турецкого руководства также предполагали и предполагают последовательное расширение существующих сфер взаимодействия по направлению турецко-китайских отношений. Исходя из этого, характеризуя турецко-китайские отношения в XXI в., и на современном этапе в частности, в рамках данной работы стоит сделать допущение о том, что на данном, так называемом, «магистральном направлении», Турция усиливает политический связи с Пекином, ставя следующую цель: политическая сфера должна использоваться в роли локомотива для развития отношений между странами.
В данном случае стоит отметить, что полноценные экономические и торговые отношения, в рамках современных международных практик, подкрепляются крепкими дипломатическими отношениями. Так, официальные дипломатические отношения между Турцией и Китаем были установлены, как уже было отмечено, в 1971 году, на фоне так называемой «разрядки» в отношениях между Советским Союзом и Соединенными Штатами, противоборству которых отводилось в указанное время наибольшее количество внимания мирового сообщества, наравне с войной во Вьетнаме.
Тем не менее, после заключения дипломатических отношений в рамках данной работы не представляется возможным однозначно допустить о появлении достаточного качественного содержания данных отношений, полномасштабная активизация которых произошла только в рамках указанного нами в исследовании периода. Так, еще с 2002 г., как уже отмечалось во введении, когда ко власти в Анкаре пришла Партия справедливости и развития, началась некая активизация отношений с Китаем

. Это были первые за долгие годы визиты на высшем уровне политиков – например, Президент Турции А. Гюль посетил КНР в 2009 г. [9], после чего В. Цзябао (Премьер Госсовета КНР) совершил ответный визит в Анкару в 2010 г. [18].
В большей степени такие визиты стали примечательными в плане своей продуктивности. Например, во время указанного визита В. Цзябао 2010 г., стороны подписали Совместное заявление в отношении установления двустороннего стратегического партнёрства, а также иные договорённости, главным образом связанные с вопросами интенсификации контактов и сотрудничества по направлениям экономики и торговли [17]. На указанной встрече лидеры двух стран отметили, что «Китай и Турция являются развивающимися странами и находятся на важном этапе их соответствующего развития … на историческом фоне глубоких и сложных изменений международной обстановки масштабы дружественных отношений между Китаем и Турцией расширяются, а их содержание становится все более богатым, что не только приносит пользу народу двух стран, но также способствует миру, стабильности и развитию в регионе и во всем мире» [17].
Также, в 2012 году, в первые с 1985 года, в Пекине побывал премьер-министр Турции Р. Эрдоган [62], и данная традиция в дальнейшем была продолжена политиком в 2015 году (однако, уже в качестве президента Турции). Также в 2011 году турецкая сторона открыла генеральное консульство в г. Гуанчжоу, а в 2014 году китайской стороной были приняты ответные меры, направленные на начало работы генерального консульства в турецком г. Измир.
В данном контексте необходимо отметить, что характерное внимание турецкого руководства связано с укреплением международных позиций Турцией и заинтересованностью турецкой стороны в укреплении отношений с Китаем, в качестве регионального и глобального экономического гиганта, тогда как китайская сторона, как показывает история, заинтересована в развитии и укреплении связей с Турцией – страной, географическое положение которой открывает прямой выход в различные регионы мира (Ближний Восток, Кавказ, Африка, Европа и т.д.), что подкрепляется внешнеполитическими приоритетами Турции связанными с трансформацией роли государства в целом. Также важная роль отводится влиянию Турции в мусульманском, тюркском мире, что также обуславливает интерес Китая, связывающего свои внешнеполитические приоритеты с укреплением взаимодействия с различными мусульманскими государствами. В данном контексте важно понимать, что обе страны – и Турция, и Китая прикладывают усилия для того чтобы использовать благоприятный политический климат с целью продвижения и укрепления своих экономических интересов.
По мнению И.А. Свистуновой «в реальности наращивание экономического сотрудничества оказывается более сложной задачей, нежели активизация политических контактов и, несмотря на достижения в данной плоскости, Турция испытывает серьезные проблемы, наиболее ключевыми из которых является хронический дисбаланс между внешней торговлей Турции с Китаем и странами Азии, включая поиск способом увеличения объема торговли в силу географической удаленности Турции и Китая друг от друга» [48, с. 74]. В данном контексте, турецко-китайское экономическое сотрудничество является одним из наиболее ярких показателей заинтересованности стран в наращивании подобного рода сотрудничества и работе в указанных направлениях (увеличение объемов торговли, активизация сотрудничества, даже учитывая удаленность торговых партнеров и т.д.).
Так, применимо к указанному промежутку времени необходимо отметить, что на момент 2003 г., торговый турецко-китайский оборот находился на 10-м месте среди совокупных объемов турецкого внешнеторгового оборота, составляя 3.1 млрд. долл. [37], тогда как по состоянию на 2009 год, Китай уже занял 3-е место в отношении турецкого торгового оборота (после Германии и России).
Одновременно с этим, темпы роста оборота торговли между Турцией и КНР происходят не столь быстро, что не всегда в полной мере отвечает планам и интересам двух государств. Также, по мнению экспертов, «в торговле между двумя странами наблюдается достаточно сильный дисбаланс – объем турецкого импорта из Китая почти в 10 раз превышает объем турецкого экспорта в Китай, тем не менее, составив к 2014 году лишь $2.6 млрд., по сравнению с $500 млн. (2003)» [69]. В данном контексте мы можем рассуждать о том, что китайский экспортный потенциал невозможно сопоставлять с турецким экспортным потенциалом и турецкими производственными возможностями, в связи с чем, вполне логичным в рамках данной работы видится допущение о том, что Турция даже в долгосрочной перспективе может увеличить объемы экспорта и импорта, однако в своей совокупности баланс турецко-китайских торговых отношений может остаться в рамках существующего диапазона и пропорций.
С другой стороны, в период 2016-2018 гг. торговый оборот между странами держался на уровне 26, 4 млрд. долл. [39]. В соответствии с показателями турецкого МИД: «за 2017 г