Историко-культурный подход в изучении посттравматического опыта как манифестации боли и насилия
Зарегистрируйся в два клика и получи неограниченный доступ к материалам,а также
промокод
на новый заказ в Автор24. Это бесплатно.
Обращаясь к мировой истории, мы обнаруживаем интерес к понятию травмы и ее последствиям в момент всеобщего движения западной цивилизации от Хаоса к Логосу, определяемого А. Ф. Лосевым через призму вышеупомянутого феномена рационализации мифа. Благодаря ему у исследователей появилась возможность говорить о присутствии в пространстве культуры двух неотъемлемых от духовной жизни человека начал — Эроса и Танатоса. Первое является олицетворением созидающей силы в искусстве, сопровождаемой самотрансценденцией автора, «зоной избытка», в то время как второе свидетельствует о ее периодической смене деструктивными, энтропийными процессами. На данной точке отсчета в изучении смысловой нагрузки травмы как социокультурного концепта делает акцент один из современных философов и культурологов, И. П. Смирнов, в своей работе «В начале была травма» (2015). Он основывает тезис о травме, прежде всего, на идее, что «мировой порядок имеет свое начало не во времени, но в мысли».
Опираясь на древнейшие мифологические тексты, исследователь приходит к выводу об исторической необходимости телесной травмы как гаранта страдания, сопровождаемого мотивами жертвенности и мученичества. Таким образом, в самом общем смысле травма интерпретируется им как переходное состояние, организующее мировоззрение как отдельно взятого человека, так и целого народа. Христианство, с одной стороны, не может не признавать трагичности жизни, поскольку спасительная миссия Сына Божьего на Земле обернулась его распятием, но с другой стороны, муки завершились воскресением и победой человека над смертью, что впоследствии проникло в самую сердцевину трагических сюжетов русской литературы.
Создатель уникального жанра философско-психологического романа, Ф. М. Достоевский, лично переживший ссылку и четырехлетнюю каторгу за участие в революционном литературно-просветительском кружке М. В. Буташевича-Петрашевского, проецирует во многих своих романах архетип Христа с целью продемонстрировать принципиальную значимость телесных испытаний для укрепления духа. К фундаментальным в этом отношении работам можно отнести единовременно создаваемые повесть «Записки из Мертвого дома» (1861) и роман «Униженные и оскорбленные» (1861). Здесь наиболее остро стоит проблема прощения грехов, закрепленная в христианской догматике, а также — обретение спасения через жертву, страдание, искупление вины: «Страдание настолько реально и страшно своей жестокой реальностью, настолько безгранично, неизмеримо и непонятно, что убогий ум человеческий вынужден с болью вопрошать: а не является ли страдание необходимостью не только во времени и в пространстве, но и в бесконечности и в вечности?».
Соответственно, личный травматический опыт искупления вины тяжелым физическим трудом воплотился в образах людей, бросивших вызов обществу и самому себе, что и привело их в дальнейшем на порог сложных психологических переживаний
Зарегистрируйся, чтобы продолжить изучение работы
. Примечательно, что практически в каждой своей работе Ф. М. Достоевский использует определенный «нарративный фетиш» — помимо притчи о блудном сыне, он обращается к иконическим сакральным образам, формирующим центр тяжести сюжетов «великого пятикнижия»: Богоматери («Преступление и наказание»), «писцу»-Евангелисту («Подросток»), женам-мироносицам («Бесы»), причащению апостолов («Братья Карамазовы») и картине «Мертвый Христос в гробу» Ганса Гольбейна-мл. («Идиот»). Так, на примере его творчества мы видим, что травма может восприниматься как исторически вписанная в ментальность отдельного народа и тем самым подчеркивающая этнокультурную идентичность его представителей.
Зачастую она реализует себя именно в виде архетипов — первообразов, универсальных конструктов, которые способны интегрировать людей в единое мировое сообщество с однозначной мировоззренческой парадигмой. В самом общем понимании, архетип отождествляется многими исследователями с понятием знака или прасимвола, поскольку благодаря ему оформлялись с течением исторического времени фундаментальные языковые паттерны. Символ обретает для человека смысл только в том случае, если ранее он сталкивался с той данностью, на которую тот или иной символ указывает: «Вывеска над булочной, написанная на каком-либо языке, — комментирует Ю. М. Лотман, — условный знак, понятный лишь тем, кто владеет этим языком; деревянный „крендель булочной“, который „чуть золотится“ над входом в лавку, — иконический знак, понятный каждому, кто ел крендель». Однако, если символы подлежат нашему осмыслению по мере накопления познавательного опыта, то с архетипами дело обстоит несколько иначе, поскольку они интерпретируются как своеобразные «врожденные идеи», или, по меткому наблюдению советского филолога и культуролога Ю. М. Лотмана, как априорные «семиотические монады», сопровождающие жизнь человека с самого рождения.
В работе «Недовольство культурой» (1930) З. Фрейд пишет о том, что изначально «Я» оказывается слитым с внешним миром, но в ходе своего взросления и освоения действительности человек выстраивает границу между ними, исходя из испытываемых ощущений и потребностей. Таким образом, те явления и процессы, которые вызывают у нас негативные ощущения боли и страха, остаются вовне, а те, которые «ближе к телу» сохраняю источники удовольствия. Мы можем сказать, что древнейшие типы мировоззрения и формы верований — анимизм, тотемизм, фетишизм, магия — появились благодаря стремлению человека скрыть свои страхи и неудачи, сублимируя их в образы демонических существ, которые обладают способностью соблазнять и искушать
50% дипломной работы недоступно для прочтения
Закажи написание дипломной работы по выбранной теме всего за пару кликов. Персональная работа в кратчайшее время!
